Руслан Ряфатевич Агишев - Взять своё

сладким россказням. Ложь — это их вода и пища, без которой они не могут жить. Помните болезнь, что внезапно вспыхнула и погубила почти весь клан Рыжеборожых? И помните, что хранители трещали нам про проклятье и отступников?

Все помнили о той трагедии, что подобного весеннему грому внезапно прогремела по кланам. А кое-кто даже своими собственными глазами видел тесные тоннели подземного города, заваленные мертвыми обезображенными телами гномов. Они могли бы рассказать и о страшных гримасах на лицах умерших, и о их черных раздувшихся телах, и о странным серых пятнах на стенах в кладовых погибшего клана…

— Им подбросили в продукты какую-то отраву, от которой они заживо сгнили. И владыка знал, кто в этом виновен… Все меня слышат? ОН…, — Грут указал на тело Кровольда. — ОН ЗНАЛ, КТО ВИНОВЕН! Это хранители!

16

Отступление 33

Королевство Ольстер Около трехсот лиг к югу от Гордума Столица.

Тяжелые дубовые двери ухнули куда-то вниз и Сульдэ обдало мерзким смрадом от человеческого пота, мочи и крови. Кого другого это может и заставило бы вздрогнуть от омерзения, но для старого лиса это были совершенно привычные и даже, пожалуй, в чем-то родные запахи.

— Осторожнее, господин, здесь маленькие ступеньки, — из темноты донесся до него сиплый голос одного из палачей или мастеров боли, как их прозвали шаморцы. — Сейчас я возьму факел.

Наконец, после какого-то шуршания в нескольких метрах от Сульде зажегся неровный огонек, осветивший скользкие от влаги и слизи каменные ступеньки. Он, касаясь стены, медленно начал спускаться в глубину.

— Он уже заговорил, господин, — глухо бубнил шедший впереди него палач. — Как я растянул его на дыбе, так он и заговорил. Жилы так трещали, что просто загляденье… Говорит, приказали ему отраву подсыпать в бочонки с вино, которые шли к вашему столу… Вот, здеся, господин.

Они остановились перед еще одной распахнутой дверью, из-за которой на них дохнуло теплом и запах жареного мяса.

— Вон он, туточки, голубчик, — бормотал палач, при свете трех или четырех факелов оказавшийся немного сгорбленным мужичком с выпирающим далеко за веревку кожаных брюк огромным животом. — Сомлел. Ха-ха-ха. Притомился немного… Сейчас, я.

Схватив деревянное ведро, он резко окатил водой массивную дыбу, на которой без сознания висел обнаженный паренек. От холодной воды он очнулся и, подняв голову, стал водить ею по сторонам словно пытался рассмотреть вошедших. Правда, вряд ли ему что-то удалось бы увидеть; ведь вместо глаз у него были запекшие черные рубцы.

— Вот и ладненько, — шептал палач, легонько похлопывая по выпирающим ребрам паренька ладонью. — Сам, милостевец к тебе пришел, наш господин. Смотри, все говори, а то еще приласкаю тебя.

Хмурый Сульд неожиданно пнул палача в сторону и подошел вплотную к висевшей жертве, которую молча рассматривал несколько минут.

— Тебе приказали отравить меня? — наконец, заговорил шаморец, вглядываясь в обезображенное лицо. — Отвечай, собака!

Паренек вновь поднял голову и стал ею водить по сторонам.

— Кто?! — едва не зарычал Сульде. — Кто это был?

— … Анд… Это ыл… Анд, — искалеченный что-то пытался сказать, но из его окровавленного рта доносились лишь какие-то обрывки. — Ко…ль…Анд.

Но шаморцы было достаточно и этого, чтобы узнать имя своего врага, которого он уже давно похоронил.

— Роланд, — зашипел полководец, трясясь от ярости. — Эта паршивая собака снова обманул меня! Эта тварь решила напасть исподтишка… Я убью его! Я вырву его сердце и скормлю свои псам! Где эта гадина?! Где он?!.. И позже, когда Сульде, покрытый чужой кровью с головы до ног, выходил из мрачного каземата, за его спиной испускал дух гвардеец короля Роланда, на искусанных губах которого едва угадывалась победная улыбка, а в голове звучали напутственные слова его короля — «ты дашь Ольстеру шанс выжить, если он поверит…».

--">