Татьяна Назаренко - Минос, царь Крита (СИ)

виде бычьей головы. Старшие жрицы, шествовавшие следом, держали в воздетых руках извивающихся живых змей. Молодые — с тимпанами и флейтами — замыкали процессию. Бросив взгляд на их припухшие лица, покрасневшие глаза с неестественно широкими зрачками, я решил, что все они чем-то опьянены. Шепнул об этом младшему брату.

— Они одержимы богиней, — едва слышно отозвался Сарпедон и облизнул побелевшие губы. — Как ты мог помыслить что-либо постыдное и порочащее мудрых жриц?

Может быть. Но я с детства, глядя на возвращавшуюся с таинств мать, считал, что в роще происходит что-то отвратительное и постыдное. И теперь только убеждался в справедливости своих догадок.

Вереница женщин, воздевавших в молении руки к небесам, кружила по поляне, с удивительной точностью повторяя путь ведшей их царицы. Танец их, вопреки моим ожиданиям, оказался прост. Ноги жриц, одновременно поднимаясь и опускаясь на землю, выбивали четкий, единый ритм, похожий на стук сердца перепуганного человека. Одновременно взмывавшие в исступлении к небесам руки со змеями-плетями, казались крыльями. Совершенно невообразимо было, что ни одна из них не сбилась, не нарушила жуткого единства. Они словно обладали общим разумом. Это пугало. Дух мой вскоре был не в силах противостоять ужасу, исходившему от их древнего, женского колдовства. Трепет поселился в моем животе. Я уже не видел отдельных жриц, лишь одну чудовищную, гигантскую гадину, с раздирающим уши шипением проползавшую мимо меня. Чешуя на её жирном теле угрожающе звенела при каждом движении.

Наконец она остановилась, обвив поляну двумя кольцами. Наваждение рассеялось, и я снова видел женщин. В первом ряду стояли старухи со змеями, во втором — флейтистки и девушки с тимпанами. Они всё тянули свою песню. Темп её убыстрялся и убыстрялся.

Европа шагнула вперед. Исступленно запрокинув голову и подняв к небесам чашу, пронзительно-мелодично, как сиринга, многословно воззвала к Великой матери Диктине-Бритомартис. Пасифая, торжественно выступая, подошла к ней. Мать зачерпнула из ритона и разлила в три простых глиняных кубка, услужливо поданных жрицами, какую-то белую жидкость.

— Это священный напиток, отворяющий душу для богов, обнажающий сердца до самого дна!!! — возгласила лаконская царевна. Глаза её с огромными зрачками влажно блестели из-под полуопущенных век. — Вкусите его, о, богоравные юноши, сыновья Зевса! И да дарует вам благая Диктина познание тайн, и пусть её жребий падет на скиптродержца, достойного её любви!

Совершив возлияние, жрицы подошли к нам и заставили каждого выпить из чаши. Я не хотел, чувствуя опасность в этом снадобье, но ослушаться не посмел. Напиток по виду напоминал молоко, да и по вкусу — тоже. Но вскоре голова моя закружилась, и мир стал причудливо меняться вокруг.

Из чащи на таинство с любопытством уставились нимфы и сатиры, деревья засветились в темноте. Женщины продолжали голосить. Под их вопли у матери отросли восемь скорпионьих лап, хвост со смертоносным жалом, а тело покрылось зеленоватым панцирем с редкими волосками. Она воздевала к небу две скорпионьи клешни.

С братьями тоже творилось что-то невообразимое. Шея Сарпедона вытягивалась, голова становилась все меньше, а руки обрастали перьями. Он радостно заклекотал и, всплеснув лебедиными крыльями, взмыл в небеса, сделал пару кругов над поляной и исчез в ночном небе. Радамант с шипением свивал и развивал кольца своего мускулистого, поблескивающего чешуей пестрого змеиного тела и судорожно бил хвостом.

Моя голова тяжелела, а тело наливалось непривычной, чужой силой. Некое существо поглощало меня без остатка, как водоворот. Охваченный ужасом, я, как мог, сопротивлялся его воле, не желая тонуть. Собрав все силы, стремился вырваться, остаться собой — тем же сдержанным, суровым человеком, умевшим сохранять холодный рассудок и беспристрастие. Пытался заставить себя обрести власть над нахлынувшими бешенством и похотью. Куда там! Меня затягивало во тьму этого божества. Шум крови в ушах напоминал морской прибой. Мое туловище, насколько можно было судить, оставалось человеческим, но чужим, покрытым шишковатыми, безобразными мышцами и жесткими черными волосами. Коснувшись руками лица, я ощутил под пальцами бычью морду. Тварь пожирала меня, отнимая рассудок.

Я ждал, что душой моей овладеет Зевс, и к приходу омерзительного чудовища оказался не готов. Цепляясь за остатки --">