Терри Пратчетт - Пастушья корона

Ежли тебе занадобятся Фигли, они придут. А до той поры мы за тобой призырим. — Она дожевала остатки своего гигантского бутерброда и вдруг сменила тему: — У тебя вродь дружок есть, Престоном ты его кличешь. Часто вы видитесь, а? — Взгляд Джинни сделался прицельным и резким, как взмах боевого топора.

— Ну, — проговорила Тиффани, — у него много работы, да и у меня тоже. У него — в больнице, у меня — в холмах.

К своему ужасу, она почувствовала, что краснеет. Это был такой румянец, который начинается где-то внизу, чуть ли не в пальцах ног, и медленно поднимается до самой макушки, пока ты вся не станешь красная, как помидор.

Ну как так можно! Она ведь не деревенская простушка, которая завела ухажёра. Она ведьма!

— Мы пишем друг другу, — добавила Тиффани тихонько.

— И всё? Думаешь, письмов довольно?

Тиффани сглотнула комок в горле. Когда-то она думала — и все думали, — что они с Престоном Понимают Друг Друга. Он был образованным юношей и учил детей в школе, которую с недавнего времени открыли в старом амбаре Боленов. А потом он накопил достаточно денег и отправился в большой город, чтобы стать врачом. И все по-прежнему считали, что они Понимают Друг Друга, даже сами Тиффани с Престоном так считали. Вот только… делала ли она то, чего все от неё ожидали?

— Он очень хороший, рассказывает такие смешные истории и умеет обращаться со словами, — попыталась объяснить Тиффани. — Но… мы любим нашу работу. Можно сказать, что мы и есть наша работа. У Престона очень много дел в Бесплатной больнице леди Сибиллы. А я всё думаю, думаю о матушке Болен — ей так нравилось жить самой по себе на высоком пастбище, где с ней были только собаки, Гром и Молния, и… — Она умолкла, потому что Джинни положила свою коричневую, как орех, ладошку ей на руку.

— Думаешь, так оно и надо жить, милая?

— Ну, мне нравится помогать людям…

— Но кто тебе подмогнёт? Я токо и вижу, как твоё помело повсюду вжихает, да так быстро, что чуть не искрит. Ты по-за всеми приглядываешь — а кто за тобой пригляднёт? Ежли уж Престон далёко, так ведь есть ещё твой друг барон с супружницей. Им-то уж не всё равно до своих людей. Так не всё равно, что и подмогнут, ежли надо.

— Им не всё равно, — сказала Тиффани, с содроганием вспомнив, что было время, когда считалось, что они Понимают Друг Друга с Роландом, нынешним бароном.

Ну почему всем так приспичило найти ей мужа? Неужели она сама не сможет его найти, если вдруг понадобится?

— Роланд очень порядочный человек, хотя и не настолько хороший барон, каким к концу жизни стал его отец. А Летиция…

Летиция, подумала она. И Тиффани, и Летиция знали, что у Летиции есть способности к магии, но сейчас ей было не до того — она играла роль молодой баронессы. И у неё это отлично получалось. Тиффани всерьёз опасалась, что Летиция решит ограничиться обязанностями баронессы и не брать на себя ещё и ведьмовские хлопоты. В конце концов, быть баронессой — это ведь куда менее пыльная работа.

— Ты уж сделала столько, что кто другой бы и не поверил, — продолжала Джинни.

— Ну, ещё многое надо сделать, а рук не хватает, — ответила Тиффани.

Тут кельда улыбнулась ей странной улыбкой. И сказала:

— А ты знать-то даёшь кому, что тебе ещё руки нужны? Ты небось трусишься попросить, чтоб тебе помог кто. Гордость, милая, дело хорошее, да токо со временем она тебя добьёт вусмерть.

Тиффани рассмеялась:

— Джинни, ты всегда права. Но я ведьма, а у ведьм гордость в крови.

Ей вспомнилась матушка Ветровоск — ведьма, которую все остальные ведьмы считали самой мудрой и самой главной среди них. Матушка никогда не говорила ничего с гордостью, но ей и не требовалось. Гордость была частью её естества, и это всегда чувствовалось. На самом деле все качества, которые должны быть присущи настоящей ведьме, у матушки имелись в таком количестве, что хоть лопатой греби. Тиффани надеялась, что когда-нибудь и она сама станет такой же могущественной ведьмой.

— От и славно, что оно так, — сказала кельда. — Ты — нашая карга холмов, и нам надо, чтоб у нашеей карги доставало гордости. Но ещё нам надо, чтоб у тебя и своя жисть была, для себя самоёй. Так что ступай себе и иди за ветром вслед: куда он дует — туда и ты.

Внизу, на равнинах Графств, ветер дул зло и яростно, будто что-то раздосадовало его до крайности, он забирался в каждую щель и завывал в дымоходах родового поместья лорда Вертлюга. Поместье стояло посреди --">