(konoplya) - Забудь свой ад (СИ)

существо, ставшее им самим, сотканное из тьмы. Шестеренки в его голове крутились с неимоверной скоростью, и мужчине казалось, что их поскрипывание гулким звуком раздается в этом месте.

— Темный… — выдохнул Румпельштильцхен.

- Он самый, дорогуша. Он самый, — существо насмешливо сделало реверанс, заставив мужчину скривиться.

- Но как? Ты же должен быть здесь, во мне! — воскликнул он, импульсивно ударив по груди, усиливая ритмичную боль у сердца. Его озарило: если Темный был перед ним, значит, должно быть, он умер. Тьма могла вырваться наружу только в тот момент, когда последний проблеск света был уничтожен. Он мертв. Холодок пробежал по его позвоночнику, капелька пота скатилась по виску.

Темный фыркнул.

- Ну, а теперь, ты во мне.

Не успел. Не смог. Умер. Боль усилилась и стала практически режущей. Тук-тук-тук.

- Прекрати. Иначе убьешь себя раньше времени.

Убьешь? Он жив! Жив!

- Вообще-то не совсем, — скучающе пропел Темный. И встретившись с непониманием в карих глазах, продолжил. — Когда я, наконец-то, уничтожил твой последний проблеск надежды и света, этот чертов старикашка успел спасти тебя.

- Ученик чародея? — к смешку Темного добавилось замешательство Румпельштильцхена и отвращение на лице.

- Именно, дорогуша. Не думал же ты, что он поступит с тобой точно так же, как ты поступил с ним? Хотя, признаюсь, мне не удалось избежать этой участи, — наигранно, слишком театрально вздохнув, ответил Темный.

- Я не понимаю, почему я здесь, если тебя вообще не должно быть.

- Ты мой лучший проект, Румпельштильцхен. Признаюсь, когда я впервые встретился с тобой, я был возмущен объемом работы. Из такого червя, каким ты был, сделать что-то великое, каким ты стал, было практически чудом. Но я познакомился с некоторыми твоими спутниками, и они охотно поспособствовали мне в этом, — тьма беззубо улыбнулась, сверкнув чернотой глаз.

— О ком ты? Я всегда был один.

— Это тебе так кажется, дорогуша. О них, мы поговорим позже, — тьма переступила с ноги на ногу и снова сделала шутливый поклон, заставив мужчину настороженно нахмуриться. — Для тебя. Ты единственный из всех своих предшественников, кто оказался наполненным доверху, проворным, сосудом и я смаковал тебя дольше всех. Этот старикашка, — Темный фыркнул брезгливо взмахнув рукой, как сам Румпельштильцхен делал когда-то. — Он подарил тебе новое сердце, я бы показал тебе, да как-то неохота.

Румпельштильцхен прикоснулся к груди, в попытке прощупать сердце через плотную ткань костюма-тройки. Так вот что так болит - его новое сердце. Он так отвык от чистого невинного сердца, что забыл, какие могут быть ощущения. Возможно, тогда, совсем давно, оно тоже так болело в груди. Он нахмурился, пытаясь восстановить в памяти фрагменты прошлого.

— Мне кажется, чем больше ты тут находишься, тем больше теряешь рассудок. О каком бреде ты думаешь, Румпельштильцхен? Где твоя сообразительность? Ты постарел, — Темный цокнул языком. — Потерял сноровку.

— Когда ты был во мне, меня ничего не беспокоило. Я не понимаю, почему сейчас я чувствую боль. Будь добр, дорогуша, объясни мне, — язвительно скопировал Темного Румпельштильцхен. Его задело то, что тьма, которая была с ним единым целым уже несколько веков, потешалась над ним.

— Я не только в твоем сердце. За столько времени я проник в тебя, в каждую твою клеточку, я теку по твоим венам. Я — это ты. А ты — это я. И все это время думали МЫ, а не ты. Поэтому, когда ученик очистил сердце и погрузил тебя в кому, он не учел того, что чистое светлое сердце вряд ли подружится с телом, пропитанным злобой и тьмой. Собственно, вот мы и здесь, — Темный развел руками, недовольно осматривая то, где они находились.

— Ты хочешь сказать, что я буду испытывать боль до тех пор, пока кто-то из вас не победит? — дождавшись кивка, мужчина продолжил. — Если победит сердце, ты исчезнешь. Если победишь ты…

— Ты умрешь, — Темный ткнул в мужчину худощавым пальцем и хихикнул, когда Румпельштильцхен тяжело сглотнул. Страх смерти всегда преследовал его. И даже в такой ситуации, казалось совсем безвыходной, стоя по щиколотку в крови, будучи в его реальности в коме, он не намерен был сдаваться. Он хотел жить.

— Ох-ох-ох,

--">