Дмитрий Львович Казаков - Ночь судьбы

разнесется цокот клеста или шорох опадающего снега. Напоенный хвоей воздух приятно холодит горло. Большие деревья стоят, держа на могучих ветвях целые облака снега. Стукнешь по стволу, и рухнет такое облако за шиворот. Деревья поменьше и кусты утонули в сугробах. Если бы не снегоступы, люди тоже провалились бы, да не по пояс, а глубже.

Как ни глазел по сторонам, Леслав все же заметил, что учитель то и дело смотрит на небо. Вдруг насторожился, рявкнул свирепо: «Нишкни», – и замер, превратился в статую под ветвями могучей сосны. Юноше почудилось, что среди туч мелькнула огромная тень, но исчезла так быстро, что не успел рассмотреть. Что-то глухо пророкотало в вышине, багровый отблеск лег на облака. Гроза? Но откуда гроза зимой?

После странного явления двинулись еще быстрее. Перешли пару небольших речек. Перед тем, как вступить на лед, учитель долго вглядывался в небеса, высматривая неведомую опасность.

Шли без остановок, учитель молчал, но когда солнце, светлое пятно среди туч, перевалило полуденное положение, юноша не выдержал:

– Куда мы идем, учитель?

– На Болотные Выселки, – не снижая шага, ответил Родомист. Дыхание его, несмотря на пройденные версты, не сбилось.

– Это где? А далеко еще? – не отставал Леслав. Жутко интересно, зачем в такой спешке покинули обжитую башню и ринулись в чащу.

– Идти до Выселок еще долго. Особенно, если будешь болтать. Устал? – неожиданно сменил тему учитель.

– Нет. Конечно, нет, – гордо ответил юноша, хотя мешок натер спину, а дыхание вырывалось такое горячее, что того гляди, начнет таять снег.

– Ясно, – усмехнулся маг, и остановился. – Небольшой привал. А ты запахнись, а то простудишься, – ученику пришлось подчиниться, но грудь под полушубком так ходила ходуном, что, казалось, вот-вот прорвет его.

Отдыхали недолго. Не успел Леслав дожевать вытащенный из мешка хлеб с салом, как учитель прервал трапезу:

– Пошли, обжора.

– Уже? – юноша вздохнул так, что разжалобил бы самого закоренелого злодея, но на мага вздох никак не подействовал.

– Уже-уже. Нам еще больше пятнадцати верст идти. Или ты хочешь в лесу ночевать?

– Нет, не хочу, – поспешно ответил Леслав, и лямки мешка вновь впились в плечи. Доедать обед пришлось на ходу.

Шли по ельникам, темным и мрачным, словно пещеры, по березнякам, таким светлым, что казалось, там светится сам воздух. По редколесью учитель гнал безжалостно, заставляя пересекать его как можно быстрее.

Зимний день короток, и даже утомительный путь, что обычно день тянется, не удлинил его. Вроде и прошли немного, а небо потемнело, солнце, невидимое за тучами, закатилось за горизонт. Деревья угрожающе надвинулись исполинскими белыми призраками.

Силы начали иссякать. Мысли из головы исчезли, стало неважно, в какую сторону переставлять ноги, зачем. Мир для Леслава сжался до фигуры учителя впереди, белесых силуэтов по бокам, и одной мысли: «Когда же дойдем?»

Когда откуда-то справа, из-за прошитого снегом лесного занавеса донесся едва слышный собачий лай, юноша встрепенулся:

– Мы пришли, учитель?

– Нет, нам дальше, – с вздохом ответствовал маг. Он тоже устал,

И они пошли дальше, сквозь темный лес и начавшийся снегопад. Сначала снежинки падали мелкие, словно песчинки. Потом вьюга усилилась, и повалили огромные хлопья. Видать, кто-то сердитый рвал на небе белые ткани и швырял обрывки вниз, на землю.

Деревья стали неразличимы под шелестящим белым пологом. Леслав брел почти вплотную к учителю, иначе непременно отстал бы. Когда началась вьюга, маг слегка замедлил ход, но шагал уверенно, не страшась леса, мрака и снегопада, словно помнил дорогу наизусть. Не терял направления, даже когда приходилось петлять, обходя завалы.

Охотник

Хорт шел по лесу спокойно, уверенно. Вокруг знакомые места, на ногах – сделанные им самим снегоступы. Чего бояться? День не для промысла, не велит «Книга Дней» охотиться в день Осла, так что Хорт обходил лесные угодья больше по привычке. Не сидеть же целый день дома?

Дошел до приметного знака – огромной сосны-выворотня, чьи корни раскоряченным пауком торчат из-под снега, и тут охотника настиг приступ. В груди засипело, словно туда поместили дырявые кузнечные мехи. Воздух загустел острыми иголочками, отказался лезть в мгновенно окостеневшее горло.

Хорт остановился, привычно напрягся, сдерживая животное желание вдохнуть. Делать этого пока нельзя, воздух сейчас – яд. И лишь когда в глазах --">