Лин Спрэг Картер - В долине Пнат

непристойные и чудовищные существа, которые с визгом убирались с моего пути, изгнанные могучими рунами, вытравленными кислотами, которые выделены из слюны василисков и с помощью которых мой артэм (или волшебный меч) отталкивал Тех, кто обитает в этих долинах.

Я пошел дальше, ступая по высоким кочкам бесцветного лишайника, который хрустел, превращаясь в илистые пятна под подошвами сандалий из шкуры мастодонта. Теперь все вокруг меня стало совершенно черным, за исключением небесных лучей парообразного свечения, которые вспыхивали и мерцали далеко над головой. Вершины Трока стали серыми и теперь возвышались надо мной, как стена, возведенная безумными титанами, и пик за пиком вырисовывались на фоне темноты, окутанные слабым пламенем фантастического полярного сияния.

Миновав тускло освещенные поля, по которым шел мой путь, я наконец добрался до странного дома, чьи толстые непрозрачные окна злобно смотрели из-под низкой крыши, как остекленевшие глаза безумца, уставленные из-под нахмуренных бровей. Из серого крошащегося камня был построен этот низкий странный дом — из очень древнего камня, сухого, порошкообразного, пористого и расслаивающегося. Вместо лужайки перед старым низким домом тянулись корявые пятна плесени и лишайника, а вместо живой изгороди были разбухшие заросли отвратительных пятнистых грибов.

Дверью служила крышка гроба из черного, изъеденного червями дерева, а дверная ручка была сделана из полированной белой слоновой кости, в которой я с содроганием узнал человеческий череп.

Несмотря ни на что, я постучал — и по моей коже поползли мурашки от прикосновения к мокрому, гнилому, мертвому дереву — и, наконец, хозяин приветствовал меня и пригласил войти. Этот Шуггоб был пожилым и вежливым упырем со спокойными повадками ученого, он был высок и худощав, с серой кожей, которая плохо сохранилась вокруг ноздрей, век и уголков рта — там, где потрудились черви. Шуггоб приветствовал меня скромными словами, протянул руку (которая была холодной, упругой и ужасно сильной) и провел меня в гостиную, где холодное мясо, разложенное на блюде, и холодное вино в свинцовых кубках составляли умеренную трапезу, которой он предложил мне утолить голод и жажду, пробужденные путешествием. Но вино, холодное и вялое, темно-малиновое и без примесей, напоминало застывшую кровь, вытекшую из артерий разлагающегося трупа; а котлеты из холодного белого мяса, с тонким вкусом и нежной хрустящей корочкой, судя по очертаниям и плотности, могли быть срезаны с боков человеческих младенцев; поэтому, сдерживая легкую дрожь отвращения, я отказался от ужина и завел разговор о цели своего визита.

К моему несказанному восторгу, упырь спокойно признал, что ему ведомо о неуловимой жидкости Глууд: на самом деле, он сообщил, что в этот самый момент в подвалах под его древним низким домом хранится помянутый редкостный отвар. Шуггоб довольно долго рассуждал о жидкости Глууд, но невнятно и странно; смысл его слов было очень трудно постичь — до такого состояния разложения его довели преклонный возраст и сомнительная диета. Мне не нравилась липкая темнота комнаты, слабый скрип двери позади моего стула, вонь, которая время от времени поднималась из дальних подвалов; и по мере того, как прожорливый слюнявый упырь продолжал что-то бубнить, я слабел от нетерпения, желая уйти из этого низкого странного дома из древнего камня и из самой долины Пнат. Поэтому я не стал продлевать свой визит, требуя разъяснить те замечания Шуггоба, которые ускользнули от моего понимания, но с некоторой резкостью попросил показать драгоценную жидкость.

Упырь вывел меня из комнаты и проводил через залитые мраком покои, затянутые паутиной и усеянные обглоданными костями; он поднял люк, покрытая плесенью каменная плита которого отвратительно напоминала надгробие. По скользким ступеням мы спустились по изогнутой лестнице в ледяную черноту, и все это время нам в лицо непрерывно дул холодный влажный ветер, исполненный невыразимой мерзости из неведомых глубин — то было сырое дыхание самой Бездны.

Наконец мы ступили под голый каменный свод, где бархатный полумрак с трудом разгоняла зеленоватая бледность призрачного света; нездоровое сияние, лишенное источника, напоминало фосфорный блеск ускоренного разложения.

И в этом отвратительном сиянии я увидел что-то похожее на огромный котел из гладкого белого камня, в котором лежало сложенное чашей --">