Роберт Энтони Сальваторе - Звёздный анклав

Почему здесь не было дичи? Куда подевались все животные? Куда подевались растения? На протяжении долгих дней она не видела никакой растительности – с тех пор, как покинула предгорья. Периодически она замечала птицу, но ни одна не оказалась достаточно близко, чтобы сбить её заклинанием или броском копья.

Всё это было неважно. Ей нужно было продолжать идти, продолжать двигаться в нужном направлении.

Если вообще существовало нужное направление.

Она была почти уверена, что не ходит кругами. Может быть, в единственном оставшемся у потрёпанной молодой наполовину дроу, наполовину лунной эльфийки проблеске озарения она вспомнила, что высокие горы были уже далеко, сменившись каменными наростами в море снега, усеянном скалистыми хребтами, как неподвижными вечными волнами, замороженной картиной.

«Может, так и есть?» – со всей серьёзностью задумалась она. Может быть, она застряла в картине? В застывшем безжизненном просторе? Или, скорее, через портал архимага Громфа её швырнули на неизвестный план бытия, место холода и снега, бесконечных дней, где трудно было спать, пока этот шар света в небе, описывающий странные дуги, неустанно следил за ней, насмехался?

Он постоянно над ней насмехался! Это был мир её отца-дроу, перевернувшийся вверх дом. Вечная белизна вместо благословенного мрака. Она ковыляла по пустому простору, и её грызла единственная мысль.

Увидит ли она ночное небо ещё хоть раз?

А потом это произошло. Голодная – живот урчал, ягоды становились всё менее эффективными, по мере того, как увядала омела, – Доум’вилль наконец увидела, как солнце опускается и начинает свой путь за горизонт. Нужно вырыть пещеру на ночь, подумала она, и принялась за эту задачу с энтузиазмом, рождённым знанием того, что целый день будет вознаграждён заслуженным сном.

Но небо почти совсем не потемнело, и она в тупом изумлении смотрела, как солнце продолжает путь, не опускаясь, не темнея, а двигаясь, скорее, вдоль горизонта.

И вскоре после этого встало снова, солнце снова было на небе! Но нет, не снова.

По-прежнему.

Она заползла в свою нору. Она попыталась поспать, но знала, что обречена. Это не мог быть её мир.

- Нет, - решила она. – Это вечные муки для Доум’вилль.

Оно насмехается над её наследием дровского отца, решила девушка. Это была насмешка, вечная издевка, карающая за грехи отца.

И Доум’вилль кричала и кричала на ветер, пока хватало сил, а потом замолчала и обмякла от усталости.

Она лежала там и дрожала. И через какое-то время съела ягоду и вылезла на свет дня.

Она захромала дальше, потому что иного выбора не было.

Но никакого чувства направления у неё тоже не было. Как и надежды.

Она проклинала солнце на каждом шагу и благословляла любые облака, пересекающие небо и приглушавшие свет, и громко радовалась грозовым тучам в тех редких случаях, когда они появлялись, как будто они были её чемпионами в битве с огненным шаром, который не поддавался ночи.

Однако она проигрывала войну. Её омела завяла. Она не могла больше делать ягоды. У неё не было хлеба. Она могла создавать огонь, с помощью которого поддерживала тепло и растапливала снег из этого бесконечного моря, чтобы напиться. Но огонь был временным. Скоро у неё пропадёт и эта магия.

А затем погибнет и она. Угаснет на этой ветреной равнине из снега и замёрших волн камня и льда.

Всё отличалось от знакомых ей мест. Всё было тем же самым.

Она пила талую воду. Она спала в вырытых в снегу норах.

В какой-то момент, в какое-то время, ничем не отличающееся от любого другого, Доум’вилль набрела на трещину во льду, достаточно широкий разлом, чтобы она могла спуститься. Слабая, с непослушным телом, она сняла свою котомку и спустилась вниз – и ещё немного ниже. Кусок льда отломился под её рукой, и полетел, переворачиваясь, далеко вниз.

Она схватилась за свою опору и задержала дыхание, но стала задумываться о смысле этого спуска. Может быть, стоит просто отпустить стену, упасть и погибнуть.

Но потом она услышала всплеск.

Скорее из любопытства, чем в приступе надежды, Доум’вилль продолжила свой спуск. Её растерянный разум смог немного сосредоточиться – достаточно, чтобы сотворить волшебный свет. Теперь с каждым движением она творила новые мелкие чары, вспышку электрической энергии, которая резала лёд, создавая удобную опору. Наконец, она опустилась к тёмной воде, текущей так далеко по этому узкому ущелью, насколько --">