Юлия Николаевна Горина , Ник Гернар - Боги, пиво и дурак. Том 8 (СИ)

слюнявой улыбкой идиота, — отозвался Азатот.

Я вздохнул.

Нет, понять это действительно можно. Вот только благополучие Азатота шло вразрез с моими собственными интересами.

— А кстати, кто это вообще? — спросил я, кивнув на троицу созданий, с гортанным бормотанием пугливо прятавшихся в тени огромного валуна.

— Это Мойры, — ответил Оракул.

От изумления у меня открылся рот.

— Мойры? Такие?..

— Они напрямую питались от Чаши, — пояснил тот, глядя на ужасающие полузвериные фигуры богинь. — Падение в мир смертных и отсутствие привычного питания сильно исказило их сущность.

— Они вообще разумны? — озадаченно проговорил я.

Оракул пожал плечами.

— Свои функции они выполняют.

— Тогда надо попытаться поговорить с ними. Если, конечно, кое-кто спрячет свои клешни и откажется от идеи сожрать их при первом же удобном случае, — сказал я, уставившись на извивающиеся щупальца.

— А не боишься, что в мое отсутствие они продолжат начатый ужин? — с ехидством в голосе спросил Азатот.

— Думаю, твое появление напрочь отбило им аппетит. Знаешь, как таракан в супе, — хмыкнул я.

— Джокер в джокере, — пробормотал Оракул, оторопело глядя на нас с Азатотом. — Это же просто с ума сойти…

— Ладно, — нехотя отозвался Азатот. — Ладно…

Он начал медленно втягивать свои щупальца, пока последний язычок света не погас в темноте.

— Может, поговорим? — громко крикнул я Мойрам.

Те заворчали в ответ, забормотали что-то невнятное.

— Оракул, зажги нам свет? — попросил я.

— Нет, только не свет! — пискнул тоненький голосок.

— Только не свет, — эхом отозвался взрослый женский голос.

— Отвратительный свет, — проскрежетала старуха.

— Почему он отвратительный? — спросил я Мойр.

Но те только ворчали и кряхтели, не отвечая.

— Мне опять призвать Азатота? — громко спросил я.

— Нет, не надо! — воскликнул женский голос.

— Мы не любим свет, — тихо ответил старушечий голос.

— Нам не нравится видеть, — вздохнула молодая.

— Видеть что?

— Себя. Друг друга. Мы — некрасивые, — грустно ответила та.

Они дружно завздыхали.

И я — вместе с ними.

Не, ну а что. Света нет — и укладки никакой не надо. И мыться ни к чему. Вариант, блин. А кто увидел лишнего — сожрать и делу конец.

— Нити судьбы требуют много энергии, — проговорила старуха. — А судьбы богов и вовсе сжигают руки. Ослепляют. Надо много энергии, чтобы восстанавливаться.

— Но Чаши больше нет, — вздохнула молодая.

— А боги разрушают наши храмы, — поддержала ее взрослая. — Приходится питаться, чем можем. И прятаться. От смертных. От богов.

— Нельзя, чтобы ножницы попали в чьи-то руки, — сказала молодая. — Это будет катастрофа.

— Катастрофа, — эхом повторила за ней молодая.

— Все ненавидят нас, — проговорила старуха. — Проклинают. Забирают последние силы.

— Путают нити, — подхватила взрослая. — Особенно — ты! Столько лишней работы. Из-за тебя.

— Понятно, — отозвался я. — Но разве людей жрать — вариант?

— Мы же не всех подряд, — обиделась взрослая. — Только тех, чья нить и так лежит на ножницах. Чей путь окончен.

— Какая им разница, где умереть? — сказала старуха, щелкнув зубами. — Столько энергии в пустоту. Столько тел в землю. Мы берем крохи.

— Но нас с приятелем у вас взять не получится, — хмыкнул я. — Думаю, вы это уже поняли. Так, может, решим ситуацию полюбовно? Вы выпустите нас наружу, а мы не станем рассказывать, где вы есть. В качестве благодарности могу обещать хорошую жертву в первом же вашем храме. Идет?

Те пошептались друг с другом. А потом старуха прохрипела:

— Мы вернем тебя туда, откуда взяли. Но за это ты пожертвуешь нам одного монстра. Офион не сильно расстроится, если не досчитается кого-нибудь из своих уродцев. Или хотя бы священную корову. Двух. Нет, трех! На любом черном камне. Во имя прошлого, настоящего и будущего, жизни и смерти, рока и судьбы, и трех пар рук, созданных для того, чтобы прясть историю.

— Хорошо, — согласился я.

— И губную помаду, — неожиданно заявил женский голос.

— Мыло, духи, гребни и платье, — тихо добавил молодой голос. — Красивое. В цветочек…

--">