Александр Дмитриевич Прозоров - Заклятие предков

раздувать возникший дымок, подпихивая под него лохмотья бересты, — а когда она полыхнула пламенем, тут же сунул огонь в «шалашик».

Пока костер разгорался, Середин наполнил торбы овсом, чтобы после питья повесить их на головы лошадям, потом вбил в мерзлую землю длинный штырь с крюком, доставшийся ему вместе с хазарской походной кузней, повесил на него котелок, до краев закидал снегом, примял хорошенько, накидал еще. Вынул из сумки и встряхнул кожаный мешок, тоже набил снегом, пристроил возле шеста. Лошадям воду кипятить не нужно, только растопить. Так что в пламя мешок пихать ни к чему.

— Кажется, по хозяйству все… — задумчиво оглянулся ведун. — Теперь можно петь песни, пить пиво и смотреть телевизор…

С этими словами он расстелил на лапнике медвежью шкуру и с видимым удовольствием свалился сверху, глядя в весело приплясывающий огонь.

Хорошо зимой на Руси! Дождей нет, грязи нет, комары и мошка вместе с криксами, мавками, лопатницами и лихорадками забились куда-то по норам спать до весны. Для путника нет нужды одну лишь солонину да мясо сушеное или рыбу жевать. Бери с собой хоть свинину, хоть рыбу, хоть птицу ощипанную — дедушка Мороз все убережет, ничего по дороге червякам да плесени сожрать не даст. А что прохладненько бывает — так ведь не голышом люди по свету ходят! В шубейке добротной, да в шапке с ушами, да в валенках высоких, в штанах меховых и в крытых холстиной рукавицах — в любой холод жарко. Больше хочется ворот расстегнуть да морозный воздух вдохнуть полной грудью, а не на батарею теплую сесть, поджав ноги в ботиночках на тонкой подошве.

Середин, вспомнив ненавистную, слякотную, городскую зиму, криво усмехнулся, достал из сумы завернутую в тряпицу куриную полть, кинул в котелок, добавил еще снега — он, как растает, раз в десять по объему уменьшается, — сверху щедро сыпанул перца с солью, немного — сушеного сельдерея и петрушки, что дала на дорогу красавица Милена из Петушков, в которых он останавливался три дня назад.

Да-а, зимою Русь не та. Совсем другой страной становится — ни по виду, ни по жителям не узнать. В летнюю пору каждый человек на ее просторах — работяга старательный, отдыха не знающий. Всякому от мала до велика работа находится: и мальцам — гусей пасти, и старикам — баклуши бить. И девкам, и бабам — а уж крепким мужикам даже спать толком некогда. Все надо успеть: и вспахать, и накосить, и отрыть, и срубить — все, за что ни возьмись, летом делается. Леса под теплым солнышком стоят густые, поля — колосящиеся, луга — темно-зеленые, непролазные, с травой по пояс, густой, хрустящей. Летние, узкие и пыльные, дороги стыдливо петляют средь дубрав, огибая болота и овраги, то и дело упираясь в полноводные реки, по которым величаво скользят огромные ладьи; и каждый корабль несет в своем трюме тонн двести груза, а на палубе — с полсотни бойцов лихой судовой рати.

Но стоит матушке-зиме бросить на землю белое покрывало — как все меняется, словно по волшебству. Вместо летников бескрайние просторы прорезают зимники — дороги широкие, прямые, не боящиеся ни болот, ни полей, ни глубоких проток. Куда хочешь добраться — туда напрямую и торишь санную стезю. Впрочем, главными путями все равно остаются реки — ведь до каждого, почитай, селения дотягивается хоть один, пусть узенький и вертлявый, ручеек. Вот только тяжелым ладьям не подняться по мелководным протокам, не довезти товар в далекую глубинку. Однако же, едва стужа превратит воду из зыбкой ряби в прочную и ровную, как взлетная полоса, опору — как по этим ручейкам отправляются с товаром на санях, а то и просто верхом мелкие менялы, офени, дождавшиеся у битком забитых складов своего часа.

Зимой уходит в небытие черная непроницаемая ночь — потому как укрывающее все и вся серебристое одеяло отказывается принимать в себя свет и отражает его, заставляя висеть над землею желтоватой прозрачной пеленой. Сбросившие листву леса просвечивают далеко окрест, не желая прятать в себе ни зверя, ни человека. Поля, болота, луга сливаются в единый однотонный простор, коварно прячущий под хрупким настом где пенек, а где и глубокую яму. Ну, а люди… Что за дела зимой у мужика? Разве за дровами съездить, али по хозяйству что подлатать. А много ли на это времени нужно? Вот и начинается с первым снегом веселье. Где просто пьют запасенную в подполе бражку да мед хмельной, где гулянки устраивают: крепости снежные штурмуют, на кулаках дерутся, скачки --">