Роберт Джексон Беннетт - Капля Испорченности

стороны в сторону и не видеть никаких творений человеческих рук, кроме Савана, ни единого пятнышка земли или камня.

— Это довольно… плоское место, мэм.

— Плоское? Это и есть предел твоих поэтических способностей?

— У меня нет для этого другого слова, — вздохнул я. — Океан огромный, плоский и пустой. И хотя я знаю, что он движется, чем дальше я смотрю, тем меньше вижу движения.

— А, — тихо сказала она. — И все же мы знаем, что в нем кто-то движется, огромный и скрытый, далеко под поверхностью. И, конечно, мы знаем, кто именно плавает в его глубинах.

Дрожь в животе. Я посмотрел вниз, на твердую землю подо мной.

— Приятно оказаться лицом к лицу с бескрайними просторами этого мира, — сказала Ана. — Океан не может отличить богатого человека от бедного, или того, кто полон счастья, от того, кто в отчаянии. По сравнению с этими волнами все они такие ужасно маленькие.

— Будучи имперцем из Внешнего кольца, — сказал я, — я не нуждаюсь в помощи, чтобы испытывать такие чувства, мэм.

— Хорошая мысль. — Она склонила голову набок. — Хм… но все это заставляет меня спросить себя — возможно, именно поэтому мы и изобрели их в первую очередь.

— Их?

— Королей, конечно. Возможно, мы хотели сделать древнее и божественное смертным, воплотить бесконечное в коже и костях. Как это было бы обнадеживающе! И все же, как мы здесь хорошо изучили, это дурацкая игра. Наш император мудро спит в своем Святилище, спокойный и безмолвный, не более чем дух. Нам не нужно ничего более королевского, чем это! Ни от императора, ни от королей Ярроу… — Она медленно повернула ко мне лицо с завязанными глазами. — И от кого-нибудь другого.

Я изучал ее и чувствовал бесчисленное множество значений, скрытых в этих словах. Это было похоже на многие великие имперские вещи: многое было тайной, в то время как остальное вежливо не произносилось.

— Что вы имеете в виду, мэм? — тихо спросил я.

— Я имею в виду, что Империя даровала нашему народу много благословений, Дин, — промурлыкала она. — Благословения плоти, разума, духа. Любое из этих благословений может навести на мысль, что в них есть что-то царственное. И именно поэтому среди нас должен быть наблюдатель, который будет следить за тем, чтобы эти люди никогда не забывали правду.

— Какую правду?

— Что, хотя разум человека может быть устроен по-разному, его сердца и души во многом слишком человеческие. Это делает его сильным — но также и слабым. И мелочным. И предсказуемым. — Она широко взмахнула рукой, как актер, произносящий монолог. — Я просто задаюсь вопросом — кто будет этим наблюдателем?

Наконец я не выдержал.

— О, хватит! — сказал я. — Вы можете прекратить свои нотации, Ана.

— Прошу прощения?

— Вы знаете, какой выбор я сделал. Вы знали это еще до того, как уснули. — Я повернулся обратно к морю. — Я не поеду на Восток. Я останусь с вами, мэм, и продолжу заниматься этой странной работой.

— О? — осторожно спросила Ана. — Правда? Почему?

— Потому что… вы сказали правду. Я хочу сохранить Империю такой, чтобы ее стоило защищать. — Я посмотрел на крыши Ярроудейла, крошечные и веселые, прилепившиеся к берегу. — После всего, что мы здесь увидели, это кажется тяжелой борьбой. Возможно, даже более тяжелой, чем та, которую можно увидеть на морских стенах. Хотя эта борьба приносит с собой гораздо меньше славы. Это первое из ваших откровений, да?

— Это верно, — признала она. — Ты быстро учишься. Но мне интересно… что бы подумал о таком выборе человек, которого ты оставил в Талагрее?

Тогда я представил его себе: Кефей, такой высокий и широкоплечий, но всегда наклоняющийся к стене или двери, с жалкой улыбкой на лице и такими понимающими глазами. Именно он больше всего говорил мне о службе там, в Талагрее, но только сейчас, после долгой разлуки с ним, я по-настоящему это осознал.

— Я думаю, он знает, что я выбрал, — тихо сказал я. — Где бы он ни был.

На мгновение воцарилась тишина. Затем она протянула руку, нащупала меня, взяла за руку и сжала ее — впервые на моей памяти.

— Тогда я благодарю тебя, Диниос Кол, — тихо сказала она. — Я надеюсь, что буду инструментом службы тебе так же, как и ты мне. И… я не могу представить себе лучшего наблюдателя, чем ты. Я буду держать тебя рядом — потому что, хотя мы с тобой маленькие люди, вместе мы совершим поистине великие дела.

Я наклонил голову. Я почувствовал, что мое сердце чуть не --">