Павел Вежинов - Озерный мальчик

крутил катушку, немного обрадованный и больше, конечно, разочарованный. Но вот удочка взвилась над водой, рыба блеснула в воздухе, точно острие топора, направленное мне в сердце. Привычным жестом я поймал ее холодное гладкое тело. В отличие от первой это была обычная для наших горных рек и озер европейская форель, с нежными тонкими разводьями на темной спинке. Необыкновенно чистая и гладкая, необыкновенно красивая. Будь у меня хоть капля совести, я тут же отпустил бы ее обратно в озеро. Ясно было, что сегодня мне больше ничего не удастся поймать. Зачем мне тогда одна рыбешка? Чтобы потом выбросить ее, ссохшуюся и обезобразившуюся? Но я положил ее в корзинку и тотчас же забыл о ней, несмотря на то что она яростно билась о прутья.

И тут я увидел мальчика. Он появился неожиданно и бесшумно, словно некий озерный дух. В первое мгновение я даже испугался, хотя что могло быть невиннее и милее — обыкновенный мальчик, тоненький, в длинных синих штанишках и сером свитерке. Но все же в нем чувствовалось что-то особенное. Худенькое его лицо было одухотворенным, хотя и казалось каким-то расплывчатым, точно я видел его сквозь воду. До сих пор помню это странное впечатление — оно, вероятно, объяснялось тем, что от озера на лицо мальчика падал какой-то отсвет. Больше всего мне понравились глаза — круглые, черные, напоминающие спелые вишни… Он поднял корзинку и осторожно открыл ее. Лицо его словно озарилось, и только теперь я заметил, сколько сдержанной прелести таится в нем.

— Какая красивая! — произнес он. — Даже красивей озера.

Никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы с таким восторгом смотрели на рыбу, да еще полудохлую.

— Но она жива! — воскликнул мальчик, словно отгадав мои мысли.

— Сомневаюсь, — сказал я.

Форель — рыба очень неясная и чувствительная и умирает быстро.

— Я могу ее оживить! — сказал вдруг мальчик.

— Вряд ли, — не удержался я от улыбки. — Вряд ли.

— Нет, правда, могу! — серьезно сказал он.

— Хорошо, возьми ее и делай с ней, что хочешь. Чувство беспричинной мальчишеской веселости вдруг охватило меня. И я постарался обратить все в шутку.

— Если ты ее оживишь, — сказал я, — она исполнит три твоих желания.

— Три — это ужасно много! — возразил мальчик. — Одного хватит. — И он улыбнулся, чтобы показать. что понял шутку. — А если она спросит вас, какое ваше самое большое желание?

— Не знаю, — ответил я. — Может, чтобы волосы выросли.

Он с любопытством взглянул на меня, но моя лысина была прикрыта шапочкой, которую обычно носят рыболовы.

— Вы потом, наверно, пожалеете, — сказал мальчик. — На свете есть столько более важных вещей.

Для мальчика своего возраста, а на вид ему было лет десять, он выражался слишком глубокомысленно.

— С меня и этого пока достаточно, — сказал я. Мальчик улыбнулся, с величайшей осторожностью взял в руки рыбу и шагнул к воде. А мне пора было уходить. Я снял блесну, сложил удочку и без особой охоты отправился на турбазу. Как всякий рыболов, я принимал близко к сердцу свои удачи и неудачи. Я представлял себе, как сочувственно будут переглядываться мои спутники. Ко всему прочему, из-за меня у них будет перерасход бензина. Когда я поднялся на гору к турбазе, мне бросилась в глаза новенькая «Лада», ярко поблескивавшая на солнце своими металлическими пластинами. Никаких других признаков присутствия людей. В ресторане тоже было тихо и к тому же сумрачно — жалюзи почти не пропускали света.

В уютной полутьме я разглядел моих друзей, которые неторопливо распивали домашнюю ракию, налитую в бутылку из-под подсолнечного масла.

— Ну как улов? — шутливо спросил полковник.

— Никак, — натянуто улыбнулся я.

— И все-таки мы будем есть рыбу! — торжественно заявил полковник. — Да еще какую!

Они предложили мне хлебнуть прямо из бутылки. Жаль, что они не догадались этого сделать в машине, когда я умирал от страха. Но лучше поздно, чем никогда, и я отпил порядочный глоток — во взгляде лейтенанта появилось уважение. Я сел на массивный деревянный стул и приложился еще раз, уже по собственной инициативе. Плохое настроение, последние остатки подавленности, которой я был охвачен в дороге, мгновенно испарились. На душе у меня полегчало, гнетущее чувство вины исчезло. Вины? Что плохого я сделал? Только много позже я понял, откуда взялось это чувство облегчения: просто я избавился от рыбы. Конечно, мальчик ее не оживит, но так или --">