Ина Голдин , Гертруда Пента - Твоя капля крови

сколько сил ты потратил, чтобы добиться нашей свободы, но, кажется, иначе, чем железом, мы ее не добьемся. Очень прошу тебя: приезжай. Ты нужен в Бялой Гуре.

Встретимся дома,

Марек.

Стефан сложил письмо, сперва убрал его в карман, затем с сожалением вытащил и кинул в камин.

Им не хватило. Добрая Матерь, им не хватило. Мало им было крови. Мало воронья.

Вот только сам Стефан ни виселиц, ни крови не видел. Его отправили во Флорию за несуществующим оружием для повстанцев, а когда он вернулся… все уже было кончено.

И именно поэтому отказаться теперь он не мог.

Обещанное письмо пришло через несколько дней. Лотарь, забыв обиды, выслушал историю о болезни отца с сочувствием. Стефан заставлял себя смотреть ему в глаза.

– Разумеется, поезжайте, Белта. Но обещайте мне, что не станете слишком задерживаться. Вы понимаете, что в нашей ситуации… вы нужны мне, Стефан.

– Я не посмел бы задержаться, ваше величество.

– Что еще за холодное «не посмел бы»? Все еще дуетесь на меня, князь? Впрочем, сейчас это неважно.

Цесарь погрузил перо в чернильницу на малахитовой подставке, пробежал глазами текст выездной грамоты и размашисто подписал. Он все еще выглядел усталым и каким-то… отсутствующим.

– Я безмерно вам благодарен, ваше величество.

– Мне жаль вашего отца. Надеюсь, вы успеете уладить свои… разногласия.

Он единственный догадывался, что Стефан покинул Бялу Гуру не только из-за желания защитить семью. Князь Белта никогда бы не обмолвился об этом – но умение читать мысли, как сказал когда-то совсем юный Лотарь, является непременным признаком дружбы.

«А теперь, – подумал Стефан, глядя в голубые беззащитные глаза своего цесаря, – я его предаю».

Глава 1

Белогория (Бяла Гура), западная провинция Остланда

В пути его не задерживали. Когда не право рождения, то пожалованная цесарем бумага избавляла князя от всяких проверок. Карета ехала раздражающе медленно, вихляя и подскакивая на испещренной ухабами дороге, мимо безнадежных елей и голых деревенек.

Стефан ожидал увидеть у Стены вереницу повозок, но на дороге было пусто. Верно, за границы Державы выпускали немногих.

Хмурый квадратнолицый державник забрал у него сопроводительные письма и исчез надолго. Стефан, которому все труднее было сдерживать нетерпение, вышел из кареты и задрал голову вверх, рассматривая Стену. Снизу – где-то на два человеческих роста – Стена была настоящей, сложенной из серого камня. Над камнем воздух застилала густая полупрозрачная пелена. Будто бельмо – огромное, настолько видно глазу. Построенная магами Стена, которую ни взять, ни разрушить, ни пересечь без разрешения. Ни с той стороны, ни с этой.

Когда державник вернулся, поежившись, отдал бумаги и махнул рукой, Белта едва сдержался, чтоб не подогнать возницу. Они остановились в деревушке, кривыми избами наползавшей на бывшую границу. Небо залили знакомые чернила, пахнущие сладковато и пряно, как южный ветер. Стефан, не выдержав жары и гвалта постоялого двора, вышел прогуляться и дошагал до самого края деревни. Он долго стоял у дороги, вглядываясь в бесконечно спокойную ночь, будто надеясь увидеть вдали светящийся купол храма на Белой горе. Храм светился всегда с тех пор, как его построили: белоснежный купол отражал и разливал вокруг солнечный и лунный свет даже в пасмурные дни и безлунные ночи. Говорили, что тускнеет он только в часы бед и войн, когда Матушка оплакивает своих погибших.

Собственное ребячье нетерпение было Стефану смешно, однако, вернувшись на постоялый двор, он понял, что сердце успокоить не удастся. Он разбудил кучера, велев, как отоспится, ехать следом, а сам попросил у хозяина коня. Выведенный во двор каурый нехорошо всхрапнул, заржал и дернулся в сторону, едва Стефан протянул руку к поводьям. Видно, амулет, притупляющий животное чутье, почти растерял свою силу. Хозяин бросил на Стефана недоверчивый взгляд и крючковатыми пальцами сотворил «рогатку». Не иначе, заподозрил в князе самого Гнилого.

Впрочем, для них мы все – гнилое семя…

– Что-то вы ему, ваша светлость, не приглянулись, – не без злорадства заметил хозяин.

После долгих уговоров конек все же позволил себя оседлать.

– Куда ж вы, в самую-то ночь?

Стефан только рассмеялся. В отличие от большинства людей, в темноте он видел прекрасно.

Остаток пути он проделал в седле и позже стал жалеть об этом: с непривычки все разболелось. К имению Белта он подъехал --">