Александр Васильевич Малышев - Если б у меня была сестра / сборник

чтобы ровней было нести, вошел в медницкую.

Барабан опустили на выложенный коричневой плиткой пол. Иван и Володя перешли к верстаку, стали разводить широкие, рубчатые челюсти тисков. Анатолий остановился перед другим верстаком, деревянным, с дюжиной ящиков, увешанных замками всевозможных фасонов и размеров.

— Вот это да! Сверчок, как у Гоголя скупердяя зовут?

— Плюшкин.

— Вот-вот. Что уж он тут такое хранит? Кореш во дворе велосипед оставляет, так он дороже паяльника.

Теперь барабан был зажат в тисках и висел над верстаком — грузный, круглый, полосатый от блестящих следов тесемок на темных боках. Володя, звеня связкой ключей, возился у верстака с замками и ругался на чем свет стоит.

— Хоть бы написал, где что…

Того, что было нужно, не оказалось ни в первом ящике, ни во втором.

Позднее, вспоминая этот день, Павел не раз задумывался над тем, как свободно и легко разговаривала бригада с мастером. Казалось, исчезла общая неприязнь к нему, не было чувства скованности, которое всегда появлялось при общении с ним и у самого Павла, и у других, исключая разве Ивана Маянцева. И Павел, на минуту-две оказавшись без дела, неожиданно для себя, без всякого смущения подошел к Исаеву.

— Петр Данилыч, а зачем мы бьемся с «англичанкой»?

— Разве я не говорил? — Исаев перевел взгляд на бригадира. Тот покачал головой.

— Если бы, — вступил Иван Маянцев. — А то мы тут все стараемся, а зачем, для чего?

— Я объясню. Эта машина еще нужна. Она теперь будет учебной. На «англичанке» будут проходить практику выпускницы профтехшколы.

— А… — протянул Володя, но Исаев уловил его разочарованную интонацию.

— Видите ли, — постарался объяснить он, — на «ташкентках» высокие скорости. Ученица встает к ним и не успевает, теряет веру в себя. Слишком резкий переход от учебной машины к настоящей. Теперь они будут работать сначала на «англичанке». Скорости ниже, она легче в обслуживании. Но и здесь они могут потерять веру в себя, если машина будет работать плохо, а мы как раз и стремились избежать этого… Всё думали, кому поручить ремонт, и решили — вашей бригаде.

У Анатолия невольная улыбка расплылась по всему лицу. Он тут же погасил ее — не годится бывшему монтажнику так сразу расцветать от похвалы. Володя ткнул Павла в бок и, когда тот повернулся к нему, шепнул:

— Видал, в каком мы фаворе?

— Угу, — подтвердил Павел.

Так вот во имя кого они маются с «англичанкой»! Во имя тех девчонок, что всякий год робкой плотной стайкой появляются в цехе и работают так же стайкой у одной машины, пока совсем уж не освоятся. У них свежий, еще деревенский румянец на загорелых лицах. Кажется, подойди к ним вплотную — и ты ощутишь теплый запах парного молока, запах высыхающих под солнцем июльских трав.

— Ну вот, я же говорил, — пробормотал Иван Маянцев и посмотрел на бригадира. — А мы тут кипим…

Нужный инструмент нашли в пятом ящике. Все занялись работой. Иван и Анатолий яростно драили шкурками бока барабана. Павел калил паяльник. Володя, мокрый и красный от волнения, колдовал над противешком, в котором тускло белели наросты застывшего металла.

Исаев побыл еще некоторое время. Никто не заметил, как он ушел, — не до того было. Вспомнили, когда Иван вдруг сказал:

— А он совсем неплохой мужик. Болезнь жены его на корню съела.

И все поняли, что это об Исаеве говорит Иван, и оглянулись на то место у верстака, где видели его в последний раз.

В медницкой было дымно и жарко. Под раскаленным паяльником свинцовыми горошинами перекатывался расплавленный металл, едким дымом исходила канифоль. Свинцовые капли, стекая с боков барабана, крепко шлепались на верстак, а солнечные лучи торчали из окна, как спицы нового деревянного колеса. В этих лучах, то укорачивая их, то перебирая, двигались четыре тени: три больших и одна поменьше…

Под вечер бригада вышла из фабричного корпуса во двор и не спеша двинулась к воротам.

Ремонтировщики гуськом миновали проходную, остановились на небольшой, безлюдной сегодня площади у въезда в фабрику и, прежде чем каждому из них вернуться в сугубо свою, отдельную жизнь с ее скрытыми и явными заботами, радостями, огорчениями и печалями, постояли, помолчали.

Анатолий первый словно бы очнулся.

— До завтра, — сказал он.

— До послезавтра, — поправил Володя. — Завтра у нас вроде бы выходной.

— Да, я и забыл.

— Как с Корешем будем? — спросил Анатолий.

--">