Инга Сухоцкая - Четыре встречи

ЧЕТЫРЕ ВСТРЕЧИ

 

Моему мужу

Пролог

 – Я такое для тебя придумала! Такое! – ликует Соня на том конце телефонного провода. – Видишь, среди ночи звоню!

– Вижу,  – покосилась я на часы. – Говори уж.

– Слушай, напиши о любви!

– О любви? Н-да-а-а... Стоило из-за этого звонить... Еще и ночью. Ты же знаешь, я бабских романов терпеть    не могу.

– А кто говорил, что дело не в сюжете, а в стиле,      в подходе... Дескать, Бунин, Куприн...

– Но я-то не Бунин!

– Так и я в литературе не особо... Просто про лю-бовь люблю, – упорствует она. – И тебя люблю. По юности нашей скучаю. Возраст, наверное.

– Ну, если возраст... можно попробовать... Но только для тебя, – отвечаю. – Эпизодик какой-нибудь...

– Да хоть так. Только, чур, ты обещала!

– Я сказала «попробую».

Дальше что ни день – звонок: как героев назвала? сколько написала? как работается? хоть ссорься. Или пиши. А что писать-то? Начала вспоминать, додумывать, связывать и развязывать... что-то сюжетное наметилось, герои нарисовались, оживать стали, разговаривать, чув-ствовать, со временем на волю попросились...

Написанное письмо предназначено адресату и только ему, – оконченному роману требуется обнародо-вание. Письмо Соне было бы простым исполнением обещанного. Публикация – уже авантюра. Что ж, пусть авантюра. Но ради чего? или, говоря по-школьному, о чем думал автор, уходя (и уводя читателей) в мир своего вымысла и придуманных героев? Отвечу: автор думал, что жизнь – штука увлекательная и благородная. Ощутим ли мы ее глубину или примем за пустышку, милую забаву, случайную декорацию к собственному существованию, – это кому как выпадет.

___

Часть I. Встреча первая

Глава 1. Дорога на кольцо

Мяч, ало сверкнув влажными щечками, взмыл в го-лубизну весеннего неба и завис над оживленно шумящим, многолюдным двором, дразня разгоряченных футболом мальчишек, пугая мамочек с колясками и бабушек на ска-меечках; осмелевший от близости к солнцу, устремился      в самый тенистый, дремучий уголок, звонко шлепнулся      о мерзлую землю, игриво подскочил к долговязой девице   в сером, – но, смущенный ее невидящим взглядом, неуклю-же плюхнулся на кочку, чубатую зимним сухотравьем, и потерянно завихлял по слякоти и ледовой крошке назад      к стадиону. Обрадовано загалдели мальчишки, выдохнули мамочки, успокоились бабушки, а девица шагала все так же ровно и осторожно, как слепая.

В прежней школе ее, веселую непоседу с раскосыми глазами и вечно растрепанными косичками, любили и ру-гали за живость характера, а в этой не сложилось. Марину избегали, слегка подтравливали, она робела и уходила в себя – от общей неприязни, от серых стен, болотно-зеленых досок и черных шкафов... Все, что радовало глаз, – цветы на окнах да небо за окнами, – сопровождалось одергиваю-щим «хватит ворон считать! Смотрим в учебник!»

А как подготовка к выпускным началась, вообще головы не поднять:

– Не отвлекаемся! Помним об экзаменах!

О них забудешь! С утра до ночи: экзамены, экзаме-ны, экзамены... Сами извелись, ученикам роздыху не дают, родителей накачивают...

Матушку Марины, Варвару Владимировну и накачивать не надо. Ее запальчивая, яркая, страстная душа без подвигов и героики жить не умеет, – им одним верит.   А вот дочке... – Что дочка? Так себе человечек, заурядный да бесталанный, и как ни влюблена в мать, как ни старает-ся заслужить ее благосклонности, уж больно себе на уме. Как такой верить? С той же учебой: в будни и в выходные    до поздней ночи сидит, заучивает, записывает, – но огонька в глазах нет. Вот и горячится Варвара Владимировна, увещевает,  что образование и человеческое достоинство нераздельны и дело не только в институтах и «корочках». Просто уважать личность непросвещенную и недоразви-тую (тем более дочь! – плоть от плоти) Варвара Владими-ровна никак не сможет.

Марине в этих увещеваниях все чаще пророчество слышится. Она вроде старается изо всех сил: о Соне (под-ружке

--">