Анатолий Михайлович Медников - Тонкий профиль

он учился мало. «Грамоты у меня всего две зимы церковно-приходской школы, товарищ нарком», — так сам он определил свой образовательный ценз, когда на строительной площадке встретился с Серго Орджоникидзе. «Немного», — сказал Серго. «Я уже начальник, — посетовал Осадчий, — а начну бумагу составлять — мучение: слова вразброд и мысль никак не поймаешь. Подучиться мне необходимо. Очень хочу!» — «Будешь, раз хочешь, — сказал нарком. — Мы такие желания уважаем».

Осадчий учился в академии истово, как люди, которые поздно садятся за студенческую парту. К диплому инженера пробивался упорно, как, бывало, забойщиком в шахте через угольный пласт.

После академии — Первоуральск и должность заместителя директора трубопрокатного завода.

Была потом в жизни Осадчего одна, и хорошо, что только одна, «временная должность». После Первоуральска два года он проработал на высоком посту заместителя министра черной металлургии Украины. Но через два года попросился снова на завод.

Ныне откровенно рассказывает об этом, чистосердечно признается, что не потянул, не справился, заскучал, почувствовал себя не на месте. Наверное, у каждого человека случаются в жизни должности временные, а есть и прочные, постоянные, отвечающие характеру. Осадчий — директор постоянный, по призванию и по любви, и он доказал это тридцатипятилетним стажем.

Мы встречались не раз, хотя не так уж и часто, зато в разные годы, и само время корректировало мои впечатления: к тому же об Якове Павловиче я слышал на заводе много и едва ли не каждый день от самых разных людей. Нравственный портрет… Не лепится ли он всякий раз именно из этой пестрой мозаики суждений и оценок всех тех, кто близко знает человека?

Как-то один из инженеров показал Осадчему памятку — плод некоторых примечательных размышлений о деловых качествах директора.

Отдельные мысли запомнились Осадчему, потому что показались правильными. Вот такие, например:

«Не делай того, что могут выполнить подчиненные, умелые и компетентные, тогда не потонешь в море мелочей, а будешь видеть перед собой общее, существенное.

Знай меру иронии, когда она бьет твоего подчиненного, ведь он-то в большинстве случаев не может или не посмеет тебе ответить тем же.

Неблагодарность — большое зло. Если даже хороший работник уже отмечен в официальном порядке, всегда полезно лично поблагодарить его.

Еще Толстой говорил, что мы любим тех, кому делаем добро. Но, упаси боже, впадать и в инерцию делания зла. Тогда ожесточение против человека легко может перейти границы объективного и трезвого суждения о его поступках.

Критика — лекарство горькое и никому не нравится, по имей терпение выслушать любую критику и в свой адрес…»

В памяти хорошо сохранилась одна из оперативок, которую вел Осадчий. Обычно, открывая совещание, он поднимался из-за стола, говорил всегда стоя, памятуя, может быть, правило, что так легче, удобнее воздействовать на своих слушателей.

— Итак, начнем, товарищи, — сказал Осадчий. — Поговорим о международных стандартах на трубы.

— Еще год-два назад, — шепнул мне Терехов, — никто и не вспоминал о стандартах. А сейчас вышли на мировой рынок. Но его не так просто завоевывать.

— Знают ли ваши мастера в цехе международные стандарты? — спросил Осадчий у Игоря Михайловича Усачева, начальника трубоэлектросварочного цеха. Усачев — невысокий, светловолосый, с приятным лицом, улыбка на котором отражает душевное равновесие и удовлетворение собой, — не торопясь поднялся, неловко покрутил шеей, словно ему жмёт воротник рубашки, и долго тянул с ответом.

— Ну как, Игорь Михайлович, знают ли ваши мастера международные стандарты? — негромко спросил и Терехов, наклонясь ко мне. — Нот, не все знают. Есть инструкции, но ведь мало мы занимаемся тем, чтобы довести эти стандарты до рабочих. Директор прав.

От международных стандартов Осадчий перешел к… телевидению. Да, телевидению. Правда, речь шла о телевидении промышленном, о том, что хорошо бы использовать телевизионные установки для контроля сварочных швов внутри труб 820.

Осадчий говорил:

— Мы не можем допускать, чтобы рабочий или работница залезали внутрь двенадцатиметровой трубы. Там и температура высокая, и вредный флюс, и еще черт знает что! Нам говорят, что на экране телевизора невозможно получить четкое изображение шва. Да, пока не получается, товарищи! Но надо связаться с институтами, решить --">