Петр Немировский - МАРИЯ ПУСТЫННАЯ, ИЛИ ИСТОРИЯ ОДНОГО ЛЬВА

угадывалась практическая хватка, которая еще не успела развиться и перерасти в холодный прагматизм. Ирен не были присущи «ураганные страсти», которые ее так привлекали в Гурии. Ее самолюбию льстило, что имя ее любовника становится известным, что его картины выставляются в галереях, несколько из них проданы за границу. 

Лучшей натурщицы нельзя было и желать. Застыв, она терпеливо лежала, голая, на полу, застеленном одним брезентом, или, заложив руки за спину, до онемения мышц стояла у пустой стены.

Она приносила в студию еду для своего «затворника Эль Греко», как она его называла. Жалела его, когда, сидя у ее ног и положив голову ей на колени, Гурий страдальчески смотрел на неудавшийся рисунок, который он в сердцах заляпал краской.

В его картинах, в лучших из них, было видно несомненное дарование. Дарование многообещающее, но еще не раскрывшееся. У Гурия был сложный характер: в его душе уживались крайности. При всей своей устремленности ввысь он мог быть очень черствым; отрешенность от житейской суеты сочеталась у него с непомерным тщеславием; он хорошо владел техникой рисования, требующей кропотливого труда, но его снедала гордыня. Словом, это был один из тех талантов, которые могут развернуться во всей своей полноте, но чаще по разным причинам впустую растрачивают то, что имели.

В его дар верила мама, отдавая сыну все сэкономленные деньги из своей скромной зарплаты библиотекаря. Отец из семьи ушел. Душевной близости между сыном и отцом никогда не было. Человек, далекий от искусства, отец Гурия не понимал, чего ради сын так мытарится, когда открыто столько возможностей для бизнеса. Отец владел фирмой по продаже стройматериалов и выполнению ремонтных работ. Как бы то ни было, он нередко обращался к Гурию, чтобы тот помог ему в бизнесе и, когда сын соглашался, щедро ему платил. Отец втайне надеялся, что рано или поздно сын «поумнеет» и станет его бизнес-партнером.  

Приятели по художественному «цеху» потихоньку расставались с искусством, уходили в коммерцию, а Гурий, упрямец, все колдовал над холстом в своей студии, на съем которой едва хватало денег. Галерейщики за картины платили гроши.

И вот,словно с зимнего моря, в его студию стали накатывать волны меланхолии и сомнений. Чаще, чем прежде, Гурий возмущался тем, что имена бездарей с кисточками, но при деньгах и со связями, у всех на слуху. Временами он даже переставал верить в свое призвание.

Потом от него ушла Ирен, ушла к успешному галерейщику, который не раз обманывал Гурия с контрактами при покупке картин. Э-эх...

И с ее уходом в Гурии что-то окончательно надломилось. Его студию стали посещать бесы. Бесы на весь день затягивали окна шторами, опрокидывали банки со смывкой и ломали немытые кисти. Бесы тянули Гурия в рестораны, бильярдные и стриптиз-клубы. Стали приносить водку.

Однажды бесы привели Никиту. Никита когда-то учился вместе с Гурием в художественном институте, на факультете прикладного искусства, но бросил на третьем курсе и толком никем не стал. У него был странный голос – когда-то звонкий, но с годами сильно прокуренный. Теперь Никита в основном хрипел, но сквозь хрипотцу порой прорывалось тоненькое козлиное блеянье. Голова Никиты всегда была гладко, до блеска, выбрита, напоминая костяной бильярдный шар.

Никита принес – «для натюрморта» – героин и шприц.   

И стал Гурий бандитом.

Глава 3

Он просиживал ночи в кабаках, гудел с братвой на дачах, на кораблях. Деньги тратил безумно, с такой же легкостью, с какой и добывал их. Ничего не осталось и в помине от прежнего Гурия. Для ресторанов он одевался с шиком, а когда «зависал» на наркотиках, то становился похожим на бездомного, вдобавок его отравленное опиумом тело источало резкий неприятный запах.

В бандитском мире у него была кличка Грек. Они грабили магазины, обкладывали данью бизнесменов. Знаменитый «Привоз» контролировала тогда грузинская мафия, но базар «Южный» отбила банда, в которой состоял Гурий. Со временем, однако, он переключился исключительно на арт.

Пожалуй, никогда прежде в Одессе не было такого бича для художников и галерейщиков. Всю ненависть за свою измену профессии и свое малодушие перед испытаниями Гурий обрушил на бывших собратьев-художников, а также на галерейщиков, арт-дилеров, даже на владельцев багетных мастерских, – словом, всех тех, кто каким-то образом был связан с живописью. Он знал, где, в --">