Николай Никифорович Белых - Перекресток дорог.Книга 1

Шиманский, — подумала Нина Николаевна. — Значит, случилось что-то важное, если пришел в такую рань и несмотря на запрет. Дам я Петру трепку за такой риск!"

Вместе со свежей струей холодного утреннего воздуха пахнуло в лицо Нины Николаевны через приоткрытую дверь одуряющим ароматом живых цветов. Только не Шиманский, а Михаил стучал когда-то подслушанным или выведанным кодом. Всем телом своим он быстро отодвинул Нину Николаевну от двери и сказал странно придыхающим голосом:

— Пришел мириться с вами. Мы ведь очень холодно, почти враждебно расстались…

— Уходите немедленно! — воскликнула Нина Николаевна. Но Михаил стремительно обнял ее, зажав букет цветов между ею и собой. Он шептал страстно: — Клянусь, не нахожу без вас покоя…

— Бросьте или я закричу! — она неожиданно ударила его головой снизу в подбородок, так что Михаил шарахнулся в сторону и чуть не упал от резкой боли. Лепестки цветов упавшего букета холодными влажными поцелуями обласкали босые ноги Нины Николаевны. С перемешанным чувством страха и негодования она отбежала к столу и взмахнула над головой тяжелый бронзовый подсвечник: — Убью, если полезете!

Михаил, расставив ноги, мгновение глядел на разъяренную Нину Николаевну. "Брать ее силой не имеет смысла, — решил он. — Не сумел залезть к ней в душу, значит, не получу обещанную мне в жандармском управлении тысячу рублей. Но и на свободе нельзя оставлять эту социал-демократическую фанатичку. Она расскажет своим друзьям обо мне, а те уничтожат меня. На свободе она очень опасна для меня…"

— Не поняли вы страдание моего влюбленного сердца, Анисья Никитична Максимович, крестьянка из деревни Черноглазовки Павлоградского уезда Екатеринославской губернии, — издевательским тоном проговорил Михаил. — Все остальное о вас — это мишура, которую вы никому не докажете, раз поссорились со мною. Вы отвергли меня. Так запомните же наступающий день 27 марта 1908 года. Прощайте!

Под подошвами ботинок Михаила слабо пискнули раздавленные им цветы.

А через несколько минут ворвались в квартиру жандармы, арестовали еще не пришедшую в себя Нину Николаевну и повезли в тюрьму.

…………………………………………………………………………………

Кто-то из допрашивающих, на которого Нина Николаевна не захотела даже взглянуть, гудел над ее ухом:

— Не запирайтесь, нам все о вас известно. Вас пока обвиняют всего лишь по статьям 126 и 129 "Уложения". Если назовете имена членов противозаконной Севастопольской военной организации РСДРП, Централки, и расскажете, где живут они, где находятся ваши типографии и явочные квартиры, мы вообще освободим вас и разрешим выезд в другие города империи.

Чего же вы молчите? Предупреждаю: будете сопротивляться следствию и мешать нам, мы усилим обвинение, сгноим вас в тюрьме и на каторге. В Шлиссельбург отправим, где уже гниют ваши друзья — Барышев, Вороницын, Генкин, Канторович, Кирхенштейн, Письменчук…

Голос гудел, перечисляя имена и пытаясь ссылкой на их судьбу запугать Нину Николаевну.

Но напоминание о товарищах, которые сидели в тюрьмах, терзались на каторге или ожидали ареста и бесстрашно продолжали борьбу с царизмом, вызвало в сердце Нины Николаевны особые чувства гордости за подвиги этих и чувство ненависти ко всему, что было причиной кандального звона на Руси. Она встала и посмотрела на следователя. В глазах Нины Николаевны было столько внутренней силы и убежденности в правоте своего дела, столько презрения к предательству и малодушию, на которые рассчитывал следователь Курбатов, что этот остроносый человек с серыми глазами и вытянутым лицом иезуита, отпрянул и побледнел.

Стараясь показаться лучшим, чем есть он на самом деле, Курбатов сказал вкрадчивым голосом:

— Я вам предлагаю лучший выход. Ведь если вы перестанете быть беспокойным человеком и покоритесь властям, плюнете на несбыточную мечту о лучшем, вас никто не тронет… Иначе, жизнь пропадет за решеткой…

Нина Николаевна в ответ бросила следователю в лицо, как пощечину, одно слова:

— Не запугаете!

Нине Николаевне хотелось в это время многое сказать, но она подумала: "Перед свиньями нечего метать бисер! Ни эти, ни другие душители свобод не запугают нас и наших товарищей, наших детей своими клеветническими обвинениями и решениями о тюрьмах, каторгах, виселицах или выселениях. У нас общие судьбы, общие дела и общие надежды. Грядет революция духа, политики, жизни, всего сущего на --">