Николай Елисеевич Шундик - Древний знак

руками плечи, улыбался с трубкой во рту, улыбался так, будто он определенно достиг именно того, ради чего приехал на этот благословенный остров, и тихо объяснял Марии восклицания островитян.

Начинался праздник исцеленного оленя. Боролись юноши, прыгали через арканы; светились в небе выпущенные из луков стрелы, наконечники которых были увенчаны горящими шариками из оленьего жира; о чем-то мудро беседовали старики, усевшись в круг у костров, передавая друг другу дымящиеся трубки; весело кричали, затевая игры, радостные дети; суетились у костров женщины, приготавливая праздничную снедь.

К Ялмару и Марии подошел мужчина, преисполненный достоинства, глубоко сосредоточенный в самом себе.

— Это Брат оленя, — сказал с подчеркнутой уважительностью Ялмар, обращаясь к Марии. — Такое у моего друга высокое имя.

Брат оленя слегка поклонился Марии.

Примерно в полумиле от стойбища на высоком холме светился костер, и смутно вырисовывалась рядом с ним неподвижная фигура одинокого человека. Заметив взгляд Ялмара, направленный в сторону того костра, Брат оленя сказал на языке белых людей:

— Это он, колдун. По-прежнему все смотрит и смотрит в даль и ждет...

— Значит, все еще ждет? — после долгого молчания спросил Ялмар. Глянув на Марию, пояснил: — Странный там, у костра, человек, со сдвигами в психике. Выходец из этого племени. Окончил философский факультет университета. Был философом, а стал колдуном. И самое удивительное, что он ждет, когда разразится всепожирающий огонь...

Мария медленно поднесла руки к голове, выражая крайнюю степень изумления.

— Да, да, ждет светопреставления, — с мрачной усмешкой продолжал Ялмар. — Этот тип... не что иное, как один из видов персонифицированного безумия атомного века. Он проклял цивилизацию и уверен, что она обречена. В живых, по его мнению, останутся люди только вот на этом острове. Отсюда пойдет новый род людской, а он будет его предводителем, даже богом...

— Нет, мы действительно, кажется, попали на иную планету, — тихо сказала Мария, не отрывая взгляда от далекого костра на вершине холма.

— У оленя болела голова. О, как болела голова у оленя! — словно бы начиная сказание, тихо промолвил Ялмар.

ГЛАВА ВТОРАЯ ДОГАДКА БРАТА ОЛЕНЯ

Праздник закончился. Для гостей установили утепленную палатку хозяина стада, Томаса Берга, в которой тот иногда жил здесь даже зимой и чувствовал себя в ней ничуть не хуже, чем островитяне в чумах. Брат оленя пожелал Марии и Ялмару счастливых сновидений и ушел к стаду.

Отыскав Белого олененка, Брат оленя опустился перед ним на колени, испытывая при этом какое-то болезненное нетерпение заглянуть ему в глаза. Нет, так не годится! Надо успокоиться. Надо соотнести свою душу с величием намерения. Шутка сказать, он должен в этом олененке угадать того, кем, возможно, был он сам в вечном движении живого, почувствовать ту бесконечную нить, которой все связано во времени и в беспредельности мироздания. И тут мало смотреть просто в глаза олененка, тут необходимо заглянуть в солнечный зрак хотя бы на краткое мгновение, уловить его волшебный луч. Это и есть та самая нить! Если очень сосредоточиться, если словно бы влезть самому в шкуру оленя, стать на мгновение оленем, не просто притвориться, схитрить, а слиться с ним всей своей сущностью, тогда и обнаружит себя вечный дух, который томится неодолимым искушением дать знать о себе хотя бы самым слабым намеком, словно мерцание далекой-далекой звезды. Только так, только тогда и обнаружит себя дух, и ты поверишь, что бессмертье возможно, что оно существует как вечная тайна и мерцает одинаково мудро как в глазах этого олененка, так и в любой из этих звезд, и особенно проявляет себя неистребимой жизненной сутью в солнце. О, ему, Брату оленя, человеку, идущему от солнца, это глубоко понятно! Да, надо сосредоточиться и в то же время как дым раствориться во всем сущем, будто на мгновение сгореть в солнечном огне, тогда, и только тогда, коснется твоей души дыхание того древнего, которым, возможно, являешься именно ты сам, встретишься ты, нынешний, с тем прошлым и обнимешь вечность, почувствуешь непрерывность солнечной нити. Вот еще, еще немножко, и он, Брат оленя, заглянет в тайную глубину солнечного зрака и почувствует мимолетный взгляд того, кем был он сам где-то еще в пределах, близких к мигу первого творения, великого творения, которое свершило солнце, рождая жизнь, ибо оно, и только оно, мать и --">