Галина Владимировна Романова , Елена Ивановна Логунова , Ирина Хрусталева , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе , Ольга Ивановна Тарасевич , Екатерина Барсова - Зимние детективные истории

поверил он.

— Я. Когда была маленькой девочкой.

— А куда делась эта девочка теперь?

— Ее теперь нет, потому что…

— Она умерла?! — перебил маму Славик, преисполнившись отчаяния. Он слыхал, что есть такая ужасная штука, смерть, и она иногда вырывает людей из жизни.

— Да нет же, я просто выросла, стала взрослой!

— Но девочка эта — где она теперь?

— Славка, я же тебе говорю: она выросла. Я — выросла. А тогда была маленькой. Такой, как ты сейчас!

— Ты сейчас моя мама! А девочка эта — где она?

Мама оторвалась от плиты, прикрутив газ. Присела на корточки, заглянула сыну в глаза.

— Понимаешь, Славик, мы все растем… меняемся… Ты тоже вырастешь… И больше не будет этого маленького мальчика, какой ты есть сейчас…

— Я умру?! — изумился Славик.

— Да нет же, — растерялась его мама, не зная, как объяснить сыну феномен времени. — Ты не умрешь, конечно, нет! Ты просто станешь другим!

— Но тот, который я сейчас, — куда он денется?

— Ты вырастешь, — досадливо повторила мама. — Станешь однажды большим дядей… Иди поиграй, я скоро закончу, и мы пойдем гулять.

— Но я не хочу дядей быть!

Мама ему не ответила — не нашла слов — и отвернулась к плите. Не тут-то было, Славик потянул ее за фартук.

— Мам! А куда денусь я?! — он ткнул себя пальчиком в грудь. — Я не хочу, чтобы меня больше не было!!!

Вот ведь беда: сын уродился философом и норовил познать тайны бытия — тайны, которые пока никто еще не разгадал! При этом он требовал ответа от матери, а она не могла его дать.

— Малыш, время не спрашивает нашего согласия…

— Как же это так, Время? — спросил Славик, и глаза его наполнились слезами.

* * *

…Много, много лет спустя Станислав Игоревич, известный и талантливый художник, покидал кладбище. На могильном камне с овальной фотографии сияла счастьем та маленькая девочка, которой была когда-то его мама. Под ней была выбита надпись: МОЕМУ ЛУЧШЕМУ ДРУГУ — МОЕЙ МАМЕ: МЫ С ТОБОЙ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ И БУДЕМ ВМЕСТЕ СОБИРАТЬ ЗЕМЛЯНИКУ.

Станислав Игоревич утер глаза, садясь в машину. Его секретарь промолвил:

— Нестандартная у вас надпись на камне, Станислав Игоревич…

Комплимент был в этих словах или скрытая критика? Слава не знал и знать не хотел.

— У меня и мама была нестандартная, — сдержанно ответил он.

Переждав, пока разойдутся гости и родственники, Станислав Игоревич снял с себя черный костюм, стянул галстук, влез в привычные джинсы и достал с нижней полки книжного шкафа альбомы с фотографиями. Он разложил снимки матери в ряд и под каждым из них поместил свои, соответствующие по возрасту. Некоторое время он разглядывал фотографии, затем вывел пальцем из рядов две: где маме было пять лет и ему столько же. Положил их рядом.

Они были похожи. Та девочка в венке из полевых цветов, с ясным и дружеским взглядом, протягивала на ладошке землянику тому, кто смотрел на эту фотографию; и он сам, точно с таким же взглядом, протягивал в объектив свою любимую пожарную машинку, готовый поделиться, готовый принять весь мир в друзья.

Он не заметил, как сын подлез под руку.

— Кто это? — ткнул маленький Игорь в фотографию девочки с земляникой. — Мне нравится эта девочка, кто она?

Пока Станислав Игоревич раздумывал над ответом, сын переключился на другой снимок.

— А этот мальчик кто? Я хочу с ним дружить, пап! Ты нас познакомишь?

— Видишь ли… Эта девочка… это твоя бабушка… А мальчик — это я.

— Как это? А куда они делись? Куда… куда вы делись?

— Мы никуда не делись, Игорек. Мы просто изменились.

— И что… теперь этой девочки… и мальчика этого… их больше нет?!

— Они есть, сынок. Они есть!

— Но ведь бабушка… Бабушка умерла!

— Нет, она просто изменилась, сын. Но она осталась навсегда с нами. Вот здесь, — он указал на фотографии. — И я, я тоже буду постепенно изменяться… И тоже останусь здесь. Пока ты смотришь на эти фотографии, пока ты думаешь о нас — мы всегда будем с тобой, Игорек…

Галина Романова Второй подарок судьбы

Она ненавидела запах хвои. И не столько самой хвои, сколько запах свежеспиленного дерева. Ее мутило всякий раз и выворачивало, стоило зайти в лифт с кем-то, кто держал в руках новогоднюю ель. Приходилось отворачиваться и закрывать варежкой нос, чтобы пряный сочный запах мохнатой хвои и сочащегося смолой древесного спила не будоражил воспоминания.

Когда же она перестала --">