Эмилия Галаган - Они ушли (СИ)

  - Чем... чем оно... ко-он...ч-чилось?

  Он знать не знала, что тот старик смотрел. Но нашлась:

  - Хорошо кончилось. Умерли все.

  - Все... уме... - начал было говорить дедок, и тут что-то проскочило в его глазах вроде искры узнавания, словно он подумал: 'Все умерли. И я умер'.

  И он растворился в воздухе, только запах оставил, как сказала Натэлла Петровна, 'тяжкий дух стариковский'.

  Даже после того, как нашу коммуналку расселили, я ездила к Натэлле Петровне в гости. А потом я вышла замуж, малышка родилась, стало некогда, а потом... не стало нашего театрального деятеля. А теперь вот и Актер... В журнале - последнее интервью. Она бы вырезала его фото и поставила в шкаф за стекло.

  А вдруг она на том свете взяла у него автограф? Да ну, глупости. Олег бы точно сказал что-то едкое про мою излишнюю сентиментальность.

  А все-таки стоит попробовать написать о прошлом. Пусть это никому не интересно, но, может быть, когда малышка вырастет, а мы с мужем состаримся... Если смерть все равно приходит, почему нельзя положить в нее ложку сахара?

  Я засунула журнал между книгами, стоявшими на полке. Мы их редко читаем, перешли на электронные, но выбрасывать бумажные, еще из коммуналки перевезенные, жалко.

  Машенька

  Не люблю спать. Особенно в тихий час. Лежу и думаю.

  Думаю - это говорю, но так, что никто не слышит. Тем ртом, который внутри головы. Когда я сказала маме, что у меня есть рот внутри головы, она смеялась. Я сказала: он не ест, а только говорит. Мама сказала: это значит 'думать'. И сказала, что она тоже так может. Все так могут. Не только я. (А было бы здорово, если бы только я так умела!) Никто не знает, о чем я думаю, пока я не скажу это вслух. Но думать скучно. Я бы лучше поиграла, а не лежала бы в кровати. Особенно в тихий час. Если воспитательница уходит, мы прыгаем в кроватях и швыряемся сандалиями. А потом она приходит и кричит. Мы плохие, что не спим. Я не могу быть хорошей. Не могу спать через силу. Могу лежать, закрыв глаза. Мне это не нравится, и глаза начинают болеть. Тихий час белый. Ночь черная. Не знаю, зачем притворяться, что они похожи. Я боюсь ночи. Ночью я засыпаю. Сны - это то, что вижу только я. Как когда думаю. Но я могу думать о чем-то, а могу не думать. А сны снятся сами по себе. Я не могу сделать так, чтоб они не снились. Они страшные. Во сне все простое кажется страшным, непонятно почему. Больше всего я боюсь лес. Он снился мне один раз. Он был далеко. Он был красный. И я проснулась. Ночью. Это неправильно. Когда просыпаешься, должно быть светло. Мне стало совсем страшно, и я заплакала. Пришла мама. Когда приходит мама, сразу становится нестрашно. Она спрашивает: 'Что такое, малышка?', но уже все хорошо. Главное, чтобы мама не уходила. Я даже не знаю, почему боялась раньше, пока мама не пришла. Но если она уходит, я снова боюсь. Мама сердится, что я не даю ей спать и работать. Поэтому я лежу, закрыв глаза, как на тихом часу. Я не хочу спать. Вдруг там опять красный лес или что-то такое? Я знаю, что к маме приходят, когда она сидит на кухне. Я вижу их, если не жмурюсь крепко. Они открывают дверь в кухню, свет оттуда становится ярче. Они никогда не выходят оттуда. Они залазиют в мамин компьютер. Мама стучит по клавишам - и они залазиют в него. Там их уже много поселилось. Я боюсь маминого компьютера. Их там очень много. Я люблю папин компьютер, в нем мультики. А мамин, который стоит в кухне, не люблю. Те, которые приходят, меня не видят. Они не такие, как мы. У них могут быть хвосты, например. Хвост по полу шуршит, я его слышу. Чем длиннее хвост, тем дольше шуршит. Иногда когти шкрябают. Иногда говорят всякие непонятные слова. Громко или тихо, по-разному. Один раз прямо надо мной кто-то крикнул: 'Вжи-вжи!' Я закричала и стала бить его ногами, потому что он хотел меня схватить. Прибежала мама, включила свет, обняла меня. Я плакала. 'Вжи-вжи' значило 'держи', я знала.

  Пришел папа и спросил:

  - Что случилось?

  Мама сказала:

  - Машеньку разбудили.

  Папа сказал:

  - Это дебилы сверху. Пойду

--">