Наталья Сергеевна Чернышева - Женька Полесов с Тепловозной улицы (СИ)

сетки-рабицы. Воображение рисовало лошадей, коров, африканских жирафов... Пару дней назад увидала что. Автомобили. Обыкновенные легковые автомобили...

- По третьему пути проследует локомотив, будьте внимательны и осторожны,- сообщает динамик.- По третьему пути проследует...

Локомотив уже свистит, но его пока не видно за поворотом. Однако звук нарастает стремительно: скорость у локомотива что надо.

- Эй! Стой!

- Бежим!- дёргает меня Женька.

И мы бежим, подныривая под вагоны. Азартно ёкает сердце. Страшно, если вагон вдруг поедет, ещё страшнее, если поймают. Женьке батя всыплет ремнём, а мне... Мне бы лучше тоже ремнём, если честно. Но бабуля за то, что девочек бить нельзя. Бить нельзя, зато уничтожать тотальным бойкотом можно... Бойкот может длиться неделями, и всегда первой не выдерживаю я. Что, естественно, воспринимается как моё поражение; ненавижу!

- Сюда!- Женька толкает дверь теплушки, вскакивает сам, подаёт руку мне, и - шар-рах! - захлопывает дверь.

Мы зажимаем рты ладонями, нас мучит адреналиновая одышка, но дышать в полную силу страшно. Вагон крупно дрожит: по третьему пути летит локомотив.

- Грёбаные мальчишки!- раздаётся злобный мат.- Лазят по вагонам! Чтоб их всех... Мать их перемать... и бабушку тоже!

Мужик ещё долго ругается, а мы загибаемся от нехватки кислорода. Лязг, тишина, снова лязг. Вагон дёргает, потом начинает плавно тащить.

- Женька!- перепугано шиплю я.

- Тих, мать, пусть отъедет подальше, там и спрыгнем,- шипит он в ответ

Тадах. Тадах-тадах.

- Да ну тебя, дурак, пошли!

- Сейчас, ещё чуток...

Тадах-тадах, тадах-тадах. Скорость растёт.

- А-а-а!- ору я, хватаюсь за дверь, и... не могу сдвинуть её с места, тут же липким холодом по спине, - неужели заклинило?!- Что зеваешь, помогай!

Женька бросается к двери. Вдвоём мы кое-как откатываем её и шарахаемся назад, в тёмное нутро вагона. Состав уже набрал скорость, не спрыгнешь.

- Женька, скотина!- убить его готова!

- Да ладно,- храбрится Женька.- На Заготзерно пошёл. Или на кирпичный... Не парься.

- А как я выбираться оттуда буду?!!

- Выберешься, не дрожи. Главное, чтобы не застукали!

Это точно. Чтобы не застукали... Колёса стучали, вагон кренило на поворотах. Пол был грязный и холодный, я подсунула под попу свою пляжную сумку, Женьке пришлось сесть так. Ну, ему проще, у него штаны, а вот мне...

- Слушай,- сказала я.- По-моему, он давно уже мимо просвистел. И мимо Заготзерна, и мимо кирпичного...

- Да ну,- отозвался Женька, но неуверенно.

Я схватилась за сотовый. Вне зоны доступа... Блин! Блин!!!

- Тормозит! Татка, тормозит!

Мы кинулись к двери. Вечерело. Воздух наполнился синевой, сверчали в траве насекомые. Это, знаете ли, длинное такое: 'Спать пора, спать пора, спа-а-ть пора'. Состав со скрежетом затормозился. Длинная кишка вагонов образовала порядочную дугу, подсвеченную алой зарёй: поворот. Далеко-далеко, у локомотива, горело багровое око семафора.

- Пошли,- решительно сказала я.

- Стой,- Женька едва успел ухватить меня за руку, я сердито выдралась, зла была на него до чёртиков.- Стой, Татка! Нельзя.... Давай сначала до станции доедем.

- Да иди ты!- обозлилась я.- Кто орал, что - подождём чуток, подождём, спрыгнем потом? Спрыгнули! Больше не надо!

- Дурак был,- легко согласился Женька.- Ты погляди, мать, это же перегон какой-то, степь. Пропадём!

- Ну тебя!- меня заклинило.- Езжай дальше сам, а я пошла!

Состав дёрнуло, потащило вперёд. Я сунулась в дверь. Женька перехватил, а руки у него что клещи. Вцепился, как бульдог, намертво. Я заорала, стала брыкаться, ругаться, Женька держал. В распахнутую дверь брызнуло синим - мимо пронесло семафор.