Людмила Доморощенова - Лабиринт без права выхода. Книга 1. Загадки Ломоносова

школа, в которой он, по некоторым сведениям, стал учиться в Москве первоначально.

В каком ночном мечтании, на какой лесной тропинке, во время какого шторма на море-океане пришла к юному Ломоносову мысль о науке, если и спустя много лет после его жизни, наполненной научными и просветительскими подвигами, подавляющее большинство населения тогдашней России понятия не имело об этой науке, а самого учёного во всех слоях общества почитали только за стихотворца? К чему же готовил юного северянина его гений (от лат. genius – дух), зачем ломал все писаные и неписанные законы того времени, ставил под реальную угрозу будущее своего «подопечного», подсовывая ему вместо плуга, косы или рыболовного яруса неведомую лиру, увековеченную позднее скульптором Мартосом на его памятнике, установленном в Архангельске?

Что, наконец, стало истинным мотивом ухода будущего академика из дома – не в самом же деле бунт против злой мачехи? А если бы она оказалась доброй и покладистой, то и остался бы Михайло Васильевич на родном Курострове крестьянствовать, почитывая на досуге «три заветные книжки»?

Почему тогда же, когда появилась в их доме эта «злая и завистливая баба», не дающая парню жить так, как хочется, не присел он в тишине на лавку, не свесил на богатырскую грудь свою буйную головушку и не задумался над тем, сколь терпеть издевательства мачехи; не уйти ли к дядьке в Питер, чтобы там в каких-нибудь классах латынь изучать или, на худой конец, писарем стать? Нет, не присел, шесть лет (!) якобы терпел, хотя я лично не могу себе представить развитого и физически, и умственно молодого человека, способного в течение столь долгого времени достаточно бесконфликтно жить под гнётом чужой, да ещё и злой, как говорят, воли. Ну день, ну неделю, ну месяц, ну даже год он бы ещё, наверное, вытерпел, но две с лишним тысячи дней и столько же ночей под одной крышей с ненавистной мачехой? Кем же можно стать в такой стрессогенной ситуации?

А с другой стороны, и саму мачеху жалко. В крестьянском хозяйстве и без всяких наук всегда есть чем заняться хоть зимой, хоть летом. Особенно летом, недаром пословица гласит: летний день год кормит. Но и читать на Севере намного сподручнее именно в эту пору, когда солнце круглые сутки не заходит за горизонт. И сколько же терпения у жёнки быть должно, чтобы сдержаться, не уткнуть здорового молодого мужика, каким уже скоро стал пасынок, что не за книжечкой сидеть надо, а косу к завтрашнему дню направить, лодку просмолить, ограду починить, посмотреть, отчего жеребец захромал.

Эвон столь дел, а его всё надо подтыкать, как оленя хореем в зад. Да через неделю самая добрая и отзывчивая на крик бы перешла, а татушка и руки бы в ход пустил, чтобы навек о занимательных книжках забыл, как уже в наши времена поступил отец другого крестьянского паренька, тоже уроженца северной земли, будущего архангельского губернатора Анатолия Антоновича Ефремова (1952-2009). Его жена Мария Александровна в очень тёплых и откровенных воспоминаниях «Нам не хватило жизни и любви»¹ приводит такой эпизод из жизни мужа: «Как-то он мне признался, почему не читает книги. Говорит, когда был подростком, взял в библиотеке книгу про Тома Сойера и так зачитался, что забыл свою прямую обязанность по дому – дрова и вода. Влетело от отца по первое число». Многие, полагаю, прочитав эти строки, почесали свои «памятные» с детства места: домашние строгости учили на раз.

Так как же они, мачеха и пасынок, сосуществовали в атмосфере противостояния целых шесть лет? И почему только на двадцатом году до парня всё же дошло, что так жить нельзя? До этого было ещё можно, а теперь – нельзя. Почему? Да потому, говорят биографы М.В. Ломоносова, что отец решил женить его на дочери «неподлого человека». То бишь на девице из зажиточной семьи. И что в этом плохого или противоестественного? Хотя, конечно, женишься – дети пойдут, значит, надо дом строить, работать по-взрослому и в поле, и в море. Отец, не дай бог, на покой запросится (как-никак – уже 50 лет!), гукор свой передаст по наследству в пользование, тогда вообще – пиши пропало, тут уж совсем будет не до книжек, не до науки.

Такая жизнь не по нему, надо срочно ноги в Москву делать? Там он, конечно, никого не знает, да и где ещё она – та Москва. Но мир не без добрых людей: и на дорогу, если хорошо попросить, денег дадут, и до Москвы довезут, и на ночлег позовут, и в академию, где латинскому языку учат, устроят, а там, глядишь, и в страны заморские --">