Николай Михайлович Карамзин - Записка о древней и новой России

окруженные воинственною, благородною дружиною,

казались народу полубогами, судили и рядили землю, мановением

воздвигали рать и движением перста указывали ей путь к Боспору

Фракийскому, или к горам Карпатским. В счастливом отдохновении

мира государь пировал с вельможами и народом, как отец среди

семейства многочисленного. Пустыни украсились городами, города — 18

избранными жителями; свирепость диких нравов смягчилась верою

христианскою; на берегах Днепра и Волхова явились искусства

византийские. Ярослав дал народу свиток законов гражданских,

простых и мудрых, согласных с древними немецкими. Одним словом,

Россия не только была обшитым, но, в сравнении с другими, и самым

образованным государством.

К несчастью, она в сей бодрой юности не предохранила себя от

государственной общей язвы тогдашнего времени, которую народы

германские сообщили Европе: говорю о системе удельной. Счастие и

характер Владимира, счастие и характер Ярослава могли только

отсрочить падение державы, основанной единовластием на

завоеваниях. Россия разделилась.

Вместе с причиною ее могущества, столь необходимого для

благоденствия, исчезло и могущество, и благоденствие народа.

Открылось жалкое междоусобие малодушных князей, которые, забыв

славу, пользу отечества, резали друг друга и губили народ, чтобы

прибавить какой-нибудь ничтожный городок к своему уделу. Греция,

Венгрия, Польша отдохнули: зрелище нашего внутреннего бедствия

служило им поручительством в их безопасности. Дотоле боялись

россиян, — начали презирать их. Тщетно некоторые князья

великодушные — Мономах, Василько — говорили именем отечества на

торжественных съездах, тщетно другие — Боголюбский, Всеволод III

— старались присвоить себе единовластие: покушения были слабы,

недружны, и Россия в течение двух веков терзала собственные

недра, пила слезы и кровь собственную.

Открылось и другое зло, не менее гибельное. Народ утратил

почтение к князьям: владетель Торопца, или Гомеля, мог ли

казаться ему столь важным смертным, как монарх всей России? Народ

охладел в усердии к князьям, видя, что они, для ничтожных, личных

выгод, жертвуют его кровью, и равнодушно смотрел на падение их

тронов, готовый все еще взять сторону счастливейшего, или 19

изменить ему вместе с счастием; а князья, уже не имея ни

доверенности, ни любви к народу, старались только умножать свою

дружину воинскую: позволили ей теснить мирных жителей сельских и

купцов; сами обирали их, чтоб иметь более денег в казне на всякий

случай, и сею политикою, утратив нравственное достоинство

государей, сделались подобны судьям-лихоимцам, или тиранам, а не

законным властителям. И так, с ослаблением государственного

могущества, ослабела и внутренняя связь подданства с властью.

В таких обстоятельствах удивительно ли, что варвары покорили

наше отечество? Удивительнее, что оно еще столь долго могло

умирать по частям и в сердце, сохраняя вид и действия жизни

государственной, или независимость, изъясняемую одною слабостью

наших соседов. На степях Донских и Волжских кочевали орды

азиатские, способные только к разбоям. Польша сама издыхала в

междоусобиях. Короли венгерские желали, но не могли никогда

утвердить свое господство за горами Карпатскими, и Галиция,

несколько раз отходив от России, снова к ней присоединялась.

Орден меченосцев едва держался в Ливонии. Но когда воинственный

народ, образованный победами хана монгольского, овладев Китаем,

частию Сибири и Тибетом, устремился на Россию, она могла иметь

только славу великодушной гибели. Смелые, но безрассудные князья

наши с гордостью людей выходили в поле умирать героями. Батый,

предводительствуя полумиллионом, топтал их

--">