Ирина Владимировна Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

вместить всех желающих - люди стояли в проходах. Те же социальные слои, группы, которые в душе оставались по-прежнему верны памяти Сталина, "ушли в подполье" или заняли выжидательную позицию. Публичные выступления его защитников были единичными. Из наиболее заметных - статья Н. Андреевой "Не могу поступаться принципами", опубликованная 13 марта 1988 г. в газете "Советская Россия", и судебный иск о защите имени Сталина, который выдвинул И. Шеховцов в адрес писателя А. Адамовича.

Однако это был лишь краткий миг возбуждения социальной памяти народа. В последующие годы не было дано ни государственной, ни общественной оценки не только советской истории в целом, но и ее сталинского периода, когда происходили массовые репрессии. Конституционный суд летом 1992 г. не только не довел до конца разоблачение преступлений власти, но и не сделал необходимого юридического заключения о деятельности Коммунистической партии. Поэтому, несмотря на указ Президента России о запрете деятельности КПСС и КП РСФСР, эта партия вновь возродилась и набирает все большее число сторонников, а во главе ее находится почитатель Сталина как политического деятеля. Демократически мыслящих людей удивляет, что "в сегодняшней Европе только русские люди отдают столь огромное количество голосов партии, во время правления которой в прошлом было уничтожено несколько десятков миллионов совершенно невинных людей, искажена национальная культура, произошло неслыханное по размерам моральное разложение целых наций"^[4]. Показательный факт: 6 марта 1996 г. в день 40-летия секретного доклада Н.С. Хрущева на ХХ съезде КПСС, когда на заседании Государственной Думы депутат С. Юшенков предложил почтить память миллионов погибших вставанием, откликнулось не более десяти человек^[5].

Несмотря на то, что за последнее десятилетие издано огромное количество документов по советской истории, заключение историка М.Я. Гефтера выглядит слишком оптимистично: "Рассекречивание уже вбило кол в любую даже самую изощренную версию объяснения, составленного по рецепту "с одной стороны... с другой стороны". Доведенное до логического конца раскрытие преступлений сзывает все факты в одно - исчерпывающее - Преступление..."^[6]. Наоборот, за годы свободы печати и информации отчетливо проявился дефицит понимания  смысла того, что происходило в России под лозунгом строительства и укрепления социализма. Прав Ю. Карякин, сделав в своей записной книжке следующее признание: "Все-таки: моя вина, наша вина (даже А.И. Солженицына) в том, что не сумел я, не сумели мы довести до всех остальных одно: что с нами произошло за эти 70 лет: список, список. И оптовый (меньше всего доходит), и розничный (больше всего доходит). Задача остается невыполненной"^[7].

Однако нельзя сказать, что попытки объяснения не предпринимались. Главным их результатом явилось осознание того, что своеобразие исторического процесса в России состоит в особой социокультурной роли власти. Основным двигателем развития страны были не революции и реформы, как на Западе, которые подспудно вызревали в самом обществе, а действия власти, направленные на переделку общества. Все реформы в России начинались "сверху", по инициативе власти, она же их и свертывала, открывая тем самым эпоху контрреформ. В России не экономические процессы определяли политические, а наоборот, политика определяла развитие не только экономики, но и всей социальной жизни. Это фундаментальное философско-историческое положение разделяется в настоящее время многими российскими и зарубежными исследователями. Теоретически оно представлено в трудах дореволюционных историков государственной школы С.М. Соловьева, К.Д. Кавелина, П.Н. Милюкова, Б.Н. Чичерина, современных российских историков и философов Д.Н. Альшица, Н.Я. Эйдельмана, Л.С. Васильева, А.С. Ахиезера, Ю.С. Пивоварова и А.И. Фурсова, западных историков - Р. Пайпса, Р. Такера, М. Малиа, Г. Симона и др.

Характерно, что вывод об особой роли власти в России принимался и советскими историками, которые проводили его в виде основополагающего тезиса о руководящей роли Коммунистической партии в развитии советского общества. Но так как историческая наука была органической, составной частью советской общественно-политической системы, то вполне закономерно, что проблема понимания происходящего, как отметил Ю.Н. Афанасьев, никогда не стояла в числе первоочередных^[8]. Объяснение заменялось --">