Виолен Вануайек - Великие загадки Древнего Египта

Клеопатрой. Римский полководец Октавий обосновался в ее Александрийском дворце и почивал на лаврах. Он наслаждался вяленой рыбой и игрой барабанщиц, возлежа на шелковых подушках. И мечтал… Мечтал о том, как вскоре вернется в Рим и проведет взятую в железа Клеопатру перед сотнями римлян, - то будет его триумф. Веки полководца уже наливались свинцом, как вдруг в залу вошел гонец. Октавий с удивлением развернул переданный ему папирусный свиток. Ну конечно, это очередное послание от Клеопатры – опять, верно, пытается его соблазнить… И тут он багровеет от гнева, вскакивает с ложа, отталкивает гонца и бросается в покои, где должна обедать Клеопатра с двумя верными служанками.

Его ожидает печальное, невероятное зрелище. Клеопатра лежит, распростершись, на своем ложе с позолоченными спинками. На ней царская туника, в какие с древнейших времен облачались фараоны. На груди у нее покоятся скрещенные знаки верховной власти. Ее облачение отливает золотом и серебром; шея, руки и волосы украшены изумрудами, яшмой и сердоликом. Октавий подходит ближе, берет Клеопатру за запястье – совершенно безразлично. С каменным лицом. И тут ему ничего не остается, как отметить то, во что он отказывается верить: египетская царица мертва. В ярости он опрашивает приставленного к ней стражника. Тот докладывает, что за время, пока она принимала трапезу, к ней наведался только какой-то египтянин с корзиной фиников. Октавий велит схватить того египтянина. Неужто злодей исхитрился спрятать в корзине с финиками асписовую гадюку и пронести ее в покои царицы? В свою очередь лекарь замечает римлянину, что служанки умерли той же смертью, однако асписовая гадюка не может нанести три смертельных укуса одновременно. Хотя при этом он уточняет, что на руке у Клеопатры имеется едва заметный след укола.

– Может, кобра? – предполагает Октавий.

– Никоим образом, принимая в расчет ее размеры! – недолго думая возражает лекарь. – Да и как можно спрятать кобру в маленькой корзинке с финиками?

Разгораются споры, начинаются суды да пересуды… и в конце концов все решительно отвергают предположение о том, что Клеопатру укусила одна из двух распространенных в Египте гадюк – асписовая или рогатая. Куда важнее было другое – припухлость. Что если Клеопатра сама отравила себя, уколовшись ядовитой иглой? Но никаких следов яда на теле царицы обнаружено не было.

На другой день Октавий созывает лучших скульпторов и велит им изваять статую царицы со змеей, обвившейся вокруг ее руки. Спустя несколько дней статую отгружают с попутным судном в Рим. А загадка остается неразгаданной по сей день. Никто так и не знает точно, как же умерла Клеопатра. Единственная ядовитая змея, распространенная в Египте, которая не оставляет почти никаких следов после укуса, – королевская змея, или кобра: от ее укуса на теле остается лишь легкая припухлость. Укусы же асписовых и рогатых гадюк обнаружить проще простого: они вызывают заметные опухоли. Таким образом, в памяти у всех останется тот факт, что три женщины, очевидно, отравились. При этом, однако, надолго запомнятся и слова Октавия, который обнаружил мертвую царицу, возлежавшую на золоченом ложе в царском облачении.

– Великолепно! – якобы возгласил он.

– Воистину достойно дщери древнего царского рода, – якобы ответствовала служанка Клеопатры, перед тем как и сама испустила дух.

Где покоится прах Александра Великого?

Вавилон, 323 год до Рождества Христова. Рыбаки забрасывают сети в воды каналов. Совы сверкают своими глазищами в сумерках, знаменующих для вавилонян начало нового дня. Отовсюду разными дорогами и тропами стягиваются погонщики ослов, ведущие свои караваны одним шагом и в одном темпе. Детвора ловит саранчу себе на ужин. Убирают свои лотки уличные музыканты, торговцы вином, глиняной утварью и медовыми лепешками… А между тем в этой самой области – Междуречье – вершится великое историческое событие. В мир иной отходит достославный полководец. Он же египетский фараон! Тот, кто наголову разгромил персов, сражался против Тира и за тринадцать лет захватил немалую часть мирового пространства.

Небо темнеет. Алтари, расставленные по кварталам, и мост, переброшенный через Евфрат, погружаются в ночную мглу. Та ночь на 12 августа 323 года до Рождества Христова наконец приносит незначительную прохладу. Но даже она не может унять жар, охвативший воителя, который покорял целые города и --">