Соломон Оскарович Бройде - В плену у белополяков

сообщил, что представительство находится на другой улице, и дал точный адрес дома.

Путанице не предвиделось конца.

Пошли по новому адресу. Встретились в вестибюле с приветливой старушкой и от нее узнали, что мы наконец попали в русское бюро военнопленных. Но так как было уже семь часов, то бюро оказалось закрытым.

Старушка предложила зайти на следующий день утром. Сообразив, что нам некуда деться, она дала записку к своим друзьям.

Те встретили нас очень тепло, накормили, напоили.

На следующий день в советском консульстве нас приняли доверчиво и ласково.

Впервые за долгие восемнадцать месяцев мы почувствовали себя гражданами, за спиной которых стоит могучее пролетарское государство.

Надо было заготовить для нас документы, с которыми мы через несколько дней могли отправиться на родину.

В ожидании их мы слонялись по Берлину, не замечая его красот. Возвращаясь в консульство, тормошили товарищей, надоедая просьбами поскорее от нас избавиться.

На улицах немецкой столицы изредка встречали группы рабочих, возвращавшихся с фабрик.

Унылые, закопченные фигуры, бледные, малокровные лица… Братья, которые тоже лежали годами в вонючих окопах, чтобы обеспечить довольство владельцам блестящих особняков.

— Наших братьев предали их вожди. Штык, который они принесли из окопов, вырвал враг под личиной друга. Они сознают свою ошибку. Коммунистическая партия Германии, раздавленная, загнанная в подполье, приведет немецких рабочих под боевыми знаменами рабочих-спартаковцев к новым решающим победам. Аристократические Унтер ден Линден еще увидят замасленные блузы Красной гвардии Берлина. Шляхетская Польша перестанет быть барьером между Советской Россией и Советской Германией. Мы еще вернемся сюда, — говорит убежденно Петровский, в десятый раз перечитывая долгожданные документы на право проезда в РСФСР.

Мы молча обмениваемся крепким рукопожатием.

Наконец-то эшелон военнопленных сформирован.

Усаживаемся в вагоны.

Нас много.

Прежде чем попасть в эти вагоны, мы прошли суровую школу. Уцелели те, кто сумел сильно желать свободы.

Мы не будем бесполезным балластом в своей стране.

С поезда пересели на корабль.

На палубе группы. Бесстрастно рассказывают о прошлом; редко-редко у кого увлажнятся глаза.

Опять поезд.

В вагоне тесно.

Паровоз маленький, отапливается дровами. На остановках бегаем по вокзалу, прислушиваемся, нагоняем поезд уже на ходу.

Не хотим думать о прошлом. Ловим газетные строки. Страна оживает. Энтузиазм масс скоро переключится с военного фронта на трудовой.

Мы перебрасываемся короткими фразами с соседями и вновь жадно на маленьких полустанках ловим родную речь…

Перрон в Петрограде. Пережидаем, пока спадет волна пассажиров, хлынувшая с пригородного поезда.

Холодное петроградское утро.

Вереницей тянутся рабочие на фабрики.

Носильщики разгружают багажный вагон.

Люди трудятся, не замечая нас.

Наши руки соскучились по работе. Мм завоевали свое право на труд ценой невероятных страданий. Мы испытали пытки в лагерях «великой» Польши и каторжный режим в тюрьме «свободной» Германии.

Со скорбью вспоминаем товарищей, оставшихся в Стрелкове. Не обещаем мстить за них, — это сделают там, на месте, рабочие и крестьяне будущей свободной Польши, — но все же мы не можем говорить без проклятий об этом маленьком клочке земли, где наши товарищи, вероятно, нашли свой последний «приют».

Народ схлынул.

Выходим с вокзала в город и медленно шагаем по тихим в эту раннюю пору улицам.

Мы дома.

Примечания

1

Помещичья экономия.

(обратно)

2

Деревенский староста.

(обратно)

3

Негодяй.

(обратно)

4

Благочинный.

(обратно)

5

Прошу извинения, господа.

(обратно)

6

Говорить.

(обратно)

7

Все равно.

(обратно)

8

В карцер.

(обратно)

9

Двадцать пять.

(обратно)
--">