Альманах - Прометей, том 10

Вскоре Воронцова перестаёт показываться в обществе (23 октября она родила сына)..

Ещё летом увидел Пушкин в Одессе обращавшую на себя всеобщее внимание красавицу Амалию Ризнич.

«…Она была дочь одного венского банкира, по фамилии Рипп, полунемка и полуитальянка, с примесью, быть может, и еврейского в крови. <…> Г-жа Ризнич была молода, высока ростом, стройна и необыкновенно красива. Особенно привлекательны были её пламенные очи, шея удивительной формы и белизны, и чёрная коса, более двух аршин длиною. Только ступни у неё были слишком велики. Потому, чтобы скрыть недостаток ног, она всегда носила длинное платье, которое тянулось по земле. Она ходила в мужской шляпе и одевалась в наряд полу-амазонки. Всё это придавало ей оригинальность и увлекало молодые и немолодые головы и сердца»^[5].

Не мог Пушкин не зарисовать этой эффектной красавицы.

Опираясь на приведённое описание её внешности и на стих Пушкина «Мадам Ризнич с римским носом», исследователь находит среди рисунков поэта её портреты, которые идут по рукописям его со времени переезда в Одессу, с конца июля до начала августа 1823 года^[6].

Задолго до увлечения Воронцовой в жизнь Пушкина вошла Амалия Ризнич.

Мечтая о близости этой женщины, пишет поэт стихотворение «Ночь» (26 октября 1823 года):

Мой голос для тебя и ласковый и томный

Тревожит поздное молчанье ночи тёмной.

Близ ложа моего печальная свеча

Горит; мои стихи, сливаясь и журча,

Текут, ручьи любви; текут полны тобою.

Во тьме твои глаза блистают предо мною,

Мне улыбаются — и звуки слышу я:

Мой друг, мой нежный друг… люблю…

                                       твоя… твоя!..

(II, 289).

Но вскоре он уже счастлив:

Когда любовию и счастьем утомлённый,

Я на тебя гляжу коленопреклонённый,

И ты главу мою обнимешь и нежна <?>

Целуешь                             поцелуем,

Зачем тогда мрачит —

И в наслажденьи мы      тоскуем

(II, 934).

Стихотворение должно было строиться (насколько можно судить по нескольким, хотя и разрабатывавшимся, но оставленным стихам) на тонком психологическом наблюдении поэта — ощущении тоски, сопутствующей наслаждению. Но после нескольких вариантов начала, написанного в первых числах ноября 1823 года, оно было оставлено надолго.

11 ноября Пушкин пишет новое стихотворение:

Простишь ли мне ревнивые мечты,

Моей любви безумное волненье?

Ты мне верна: зачем же любишь ты

Всегда пугать мое воображенье?

Окружена поклонников толпой,

Зачем для всех казаться хочешь милой,

И всех дарит надеждою пустой

Твой чудный взор, то нежный, то унылый?

Мной овладев, мне разум омрачив,

Уверена в любви моей несчастной,

Не видишь ты, когда, в толпе их страстной,

Беседы чужд, один и молчалив,

Терзаюсь я досадой одинокой;

Ни слова мне, ни взгляда… друг жестокой!

Хочу ль бежать: с боязнью и мольбой

Твои глаза не следуют за мной.

Заводит ли красавица другая

Двусмысленный со мною разговор:

Спокойна ты; весёлый твой укор

Меня мертвит, любви не выражая.

Скажи ещё: соперник вечный мой,

Наедине застав меня с тобой,

Зачем тебя приветствует лукаво?..

Что ж он тебе? Скажи, какое право

Имеет он бледнеть и ревновать?…

В нескромный час меж вечера и света,

Без матери, одна, полу-одета,

Зачем его должна ты принимать?…

Но я любим… Наедине со мною

Ты так нежна! Лобзания твои

Так пламенны! Слова твоей любви

Так искренно полны твоей душою!

Тебе смешны мучения мои;

Но я любим, тебя я понимаю.

Мой милый друг, не мучь меня, молю:

Не знаешь ты, как сильно я люблю,

Не знаешь ты, как тяжко я страдаю

(II, 300—301).

Эта маленькая драматическая новелла в стихах впервые раскрывает ревность, которую вызывала в Пушкине Ризнич.

К ней же, вероятно, обращено и написанное, может быть^[7], тогда же стихотворение:

Как наше сердце своенравно!

                            томимый вновь,

Я умолял тебя недавно