Б. Петров - Романтик несчастный

скорее узнать места, посмотреть здешнюю рыбалку. Все-таки Восточная Сибирь, и рыба другая, и реки не такие…

Реки енисейские — каменистые, быстрые и мелкие: харюзовые. Но за хариусом и ленком надо ехать от города километров триста, чтобы попасть на стоящую рыбалку. И хорошо, кабы по асфальту, а то проселками, тайгой. Не наездишься. Ну, раз в год — в отпуск, а что делать в обычные выходные? В здешних речках не водятся лещ, густера, голавль, судак, жерех, да и сорожняка не густо. Смотришь, сидит рыбак, солидный, удочки настоящие. В первое лето я обязательно подходил поговорить: «Ну и как? Что ловите?» «А, всякая рыба…» — «Какая всякая?» — «Елец, окунь, пескарь…» Фу ты пропасть! Сперва страшно удивлялся — вот тебе и Сибирь, да еще такая далекая! «Всякая рыба…» А потом понял: есть на Енисее и ленок с хариусом, и таймень, только за ними надо лететь на самолете. А как быть в выходной?

И вот как-то попали на Кандат. От города не очень далеко, километров сто, но последние пятнадцать — по тайге, по лесным покосам — приходится не ехать, а преодолевать. Поэтому речка оказалась пустынной. А красива! Высокий правый берег — гора. По горе старые сукастые сосны с солнечными кронами и курчавым брусничником вокруг темных комлей. Сверху, в прогалы сквозь сосны, открывается вид на синие таежные дали, и внизу речка блестит излучинами в кудрявых тальниках. Местами к берегу подступают темные гривы пихтача, местами желтеют песчаные мели и откосы. И ни души кругом…

На просторном таежном ополье мы издали увидели большой шалаш, покрытый сеном, капитальные рогули для костра, коновязь —.стан покосников. Подъехали. За шалашом три мужика, небритые, в линялых рубахах навыпуск, лежа на земле вокруг котла, хлебали горячее варево. Вокруг валялись банки из-под скумбрии в масле, само собой разумеется, множество пустых бутылок разного цвета и фасона. «Здорово живете!» — «Здорово, присаживайтесь с нами». — «Спасибо, мы еще не заработали. А чего же вы консервы-то лопаете речка рядом!» — «Рядом, да, однако, не с руки. Кошенину вот сметать, пока погода». — «А есть рыба в Кандате?» — «Как не быть, всякая рыба». «Вся-а-кая!.. — протянул я. — А хариус?» — «Харюза нет. Он же ведь, Кандат, в Чулым впадает, а тот в Обь, харюзы в них не живут. Третьеводни вон Аркашка язя добыл…» «Язя?» — не поверил я скорее самому себе. «А что, язя в Кандате полно, добрые поросенки гуляют, во! — Он даже ложку отложил, чтобы показать размер. — Только не ловятся чо-то, одного и зарыбачил». «А на что?» — с тайной надеждой спросил я. «Дак на что? Известно, на червя. В улово закинешь — всякая рыба клюет, глядишь, он и цапнет. Однако редко чо-то».

Внутренне я уже возликовал. Знаем мы, как вы ловите эту «всякую рыбу»! Здоровенный червяк, грубая пробка, забросит в улово и сидит ждет. Самая что ни на есть примитивная ловля. А я! О, язей-то как раз словно «Отче наш» знаю! Самая любимая рыбалка, счастье нескольких последних лет жизни на Волге — проводка. Были бы язи — с проводкой я буду на Кандате царь и бог!

«А что, точно есть язь?» — все еще не веря, снова спросил я. «Ну! — на сибирский манер поддакнул мужик. — Говорю, третьево дни Аркашка одного зарыбачил, вон спроси его. Жир с плавников капал. Только костей больно много». «Кости мы живьем глотаем! — радостно засмеялся я. — А как на берег проехать?»

Оказалось, что к воде подъезда нет, гора крута, машину надо оставлять наверху и минут двадцать спускаться, потом еще по тропе через ельник. Ельником он называл самое настоящее болото, мрачное и буреломное. Кое-какая тропка угадывалась по следам на торфяных колдобинах, по сбитым оголенным корневищам елей, заломам на валежинах, которые то и дело приходилось перелезать, стараясь не пропороть резиновые сапоги твердыми еловыми сучьями. Сыро, душно, под ногами чавкает, комары облепляют. Насилу выбрались. За еловым болотом открылась луговина с травой по грудь: белые зонтики, непролазный лабазник, высятся дудки борщевиков толщиной в руку, выше человеческого роста, тут же заросли малины. И наконец берег.

Струится в плесе прозрачная, с легким малахитовым оттенком таежная вода, с противоположного ярка смотрится в нее темный строй пихт, а наш берег — солнечная песчаная коса, на отмели тучи малявок. Красиво, тихо, заманчиво! И не маленькая речка — почти как моя Векша, на которой познал настоящее язевое счастье, только там течение было поспокойнее, вода поласковее, да и поглубже, кажется, Векша. Но и тут вон --">