Борис Горанский - Жизнь и смерть Маноэла дос Сантоса Гарринчи

небольшом участке поля. Его игра за бразильский клуб «Ботафого» и национальную сборную страны всегда представляла собой яркий футбольный спектакль.

(Журнал «Тиемпо», Колумбия)

Жертва алкоголизма, одинокий и забытый, в полной нищете умер Маноэл дос Сантос Гарринча, лучший игрок мировых чемпионатов 1958 и 1962 годов.

(Газета «Эксельсиор», Мексика)

Десятки тысяч бразильских любителей футбола присутствовали на стадионе «Маракана», где был выставлен гроб с телом Маноэла дос Сантоса Гарринчи, чтобы почтить память одного из самых ярких футболистов Бразилии 50-х и 60-х годов.

(Газета «Жорнал ду Бразил», Бразилия)

Прощай, «радость народа»!

Стадион «Маракана» — как действующий вулкан. Только лава — горячая, живая, страстно жаждущая зрелища толпа — течет наоборот, к его вершине. Опустели автобусы, брошены кое-как машины. Осталось пройти еще триста метров до бетонной громады сквозь плотные ряды торговцев флажками, подушечками с эмблемами футбольных клубов, вымпелами, разноцветными панамами и козырьками, на которых все те же знакомые футбольные символы. Сегодня, 18 декабря 1973 года, необычно густ фронт национальных зелено-желтых флажков. Еще бы! Играет сборная Бразилии! Притом не какая-то новая команда, где половина игроков только вчера надела желтые футболки, а та, самая знаменитая сборная — «мешикана»^[1], завоевавшая в Мексике в 1970 году золотую богиню Нике, завоевавшая в третий раз, навечно. Карлос Алберто, Жаирзиньо, Клодоальдо, Пеле, Ривелино… Вот кто выйдет сегодня на поле! Не будет, правда, Тостао: ох уж это его несчастье с глазом! И кто бы мог подумать — в составе звездной команды выйдет Гарринча! Это его прощальный матч. Позже будут еще играть ветераны, чемпионы мира 1958 года, отсудившие свои матчи знаменитые судьи, артисты телевидения, театра, кино. И еще… Впрочем, юноши уже играют.

Возбуждение толпы растет. Пронзительный выкрик: «Гарринча! Гарринча!» Его тут же подхватывают: «Ра-ра-ра! Га-ррин-ча-а!» Сто голосов, тысяча, весь строй, весь поток… Крик так плотен, что кажется, он повис над стадионом и через его высокие стены переваливается на зеленое поле, испытанное поле «Мараканы», где трава жесткая и упругая.

Бурлит, гудит людской вулкан, готовый в любое мгновение взорваться радостью, восторгом.

Мне, как иностранному журналисту, разрешено пройти вниз по бетонной лестнице в прямой покатый коридор и дальше, в раздевалку команды, — святая святых «Мараканы».

Сначала общий продолговатый зал, битком набитый знакомыми и незнакомыми людьми. Невесть как сюда проникшие мальчишки с блокнотами. Им подавай автограф, не важно чей. Пожалуйста, распишитесь.

Наконец клубок охотников за автографами разматывается и я вижу Гарринчу. Вижу — и как бы не узнаю. От его обычной смуглости не осталось и следа: лицо бледное, с желтизной, осунувшееся. Желтая футболка с гербом Бразильской конфедерации спорта свисает с плеч. «Мане, комо эстас?»^[2] Он слышит мой вопрос, вяло пожимает руку, но будто не видит меня. Волнуется? Предматчевая лихорадка? Нет, другое. В глазах тоска, тоска от прощания с футболом, от самой большой для него утраты в жизни…

Гарринча, уже перестав выступать за первоклассные команды, все время мечтал возвратиться на поле. Дважды это ему удавалось официально. В первый раз, когда «Ботафого» в 1971 году переживал очередной финансовый кризис, он вышел во втором тайме минут на пятнадцать и простоял на правом краю до конца матча. Затем, спустя год, снова появился на поле в составе второсортной команды из Рио-де-Жанейро — «Оларии». Тот матч собрал пятьдесят тысяч зрителей. «Оларии» такое и не снилось. Пятьдесят тысяч пришли «на Гарринчу». Тогда он простоял весь тайм. И снова оказался за бортом. Но он продолжал верить в свое возвращение. То начинал, то бросал бегать кроссы…

Теперь он понимал: этот декабрьский матч на «Маракане» — последний.

Появился тренер Загало — изящный, подтянутый, волнистые волосы поблескивают серебром. Он еще не сказал ни слова, а гомон уже стих. Все взоры — на него, тренера великой команды. Игроки — Карлос Алберто, Клодоальдо, Пеле, Жаирзиньо, Эвералдо, Ривелино, взявшись за руки как дети, окружают тренера. Кто-то из них тянет --">