Гвен Купер - Правила счастья кота Гомера

распотрошить упаковку. Когда мы с кавалером появились на пороге, Гомер по привычке кинулся меня встречать… с новой игрушкой в зубах. На фоне его иссиня-черного меха сомнительный аксессуар прямо-таки слепил белизной. С победоносным видом кот обошел прихожую и уселся на задние лапы прямо передо мной. Он явно не собирался выпускать тампон — все равно что верный пес, предъявляющий хозяину доставленную поноску.

Мой кавалер, по-видимому, слегка опешил, потому что с трудом выдавил несколько связных слов: «Что за… это чего?..» Потом еще помялся и сподобился на полную фразу: «Что это у вас… э-э-э… с котом?»

Я опустилась на корточки, чтобы Гомер запрыгнул в подол. Бесчестно добытый тампон остался лежать у моих ног.

— Глаз нет, — ответила я, — а так — ничего.

Несколько долгих мгновений мой знакомый переваривал сказанное.

— Как «глаз нет»? — наконец переспросил он.

— Ну, глаза-то были, — пояснила я, — но, чтобы спасти ему жизнь, у него отняли зрение. Тогда он был еще котенком.

* * *

По оценкам Гуманитарного общества, на сегодня в Штатах около девяноста миллионов кошек, на которых приходится всего около тридцати восьми миллионов котолюбивых американских семей. Так что в смысле статистики наш Гомер — кот учтенный. Как и любой другой кот, он ест, спит, гоняет по полу бумажные шарики и попадает в неприятности. И поверьте, этих неприятностей вдвое больше тех, от попадания в которые его удалось удержать. Как и у прочих кошек, у него есть свои твердые кошачьи убеждения по поводу того, что такое хорошо и что такое плохо. Хорошо, к примеру, это тунец из свежевскрытой банки. Хорошо вскарабкаться на что угодно, лишь бы оно выдержало твой вес. Хорошо с показной свирепостью налететь на своих старших по возрасту (и сильно превосходящих тебя габаритами) сестер, да так, чтобы застать их врасплох. Или вот вздремнуть в растекшейся лужице солнечного света в гостиной перед самым закатом — это тоже хорошо. Плохо — когда тебе не удается застолбить «теплое местечко» рядом с мамочкой на диване. Еще плохо — когда кто-то отметился в твоем ящике с песком. Плохо — когда перекрыт путь к балкону (слепой кот плюс высокий этаж в итоге дают минус). И наконец, слово «нет» — хуже некуда. Вот, собственно, и все.

Говорить было бы не о чем, если бы Гомер укладывался в обычные «кошачьи рамки», нарисованные моим воображением. Но порой я думаю, что единственный язык, достойный жизнеописания Гомера, — это язык героического эпоса. Ведь он не просто кот, а кот, который жил вопреки. Бездомный, сирота, в две недели от роду лишился обоих глаз и никому не был нужен, особенно когда стало понятно, что уж кто-кто, а этот выкарабкается. Иногда он представляется мне не просто героем, а супергероем из детского комикса. Тот, спасая слепого, потерял зрение сам, а взамен приобрел сверхспособности во всем, что касается органов чувств. Подобно этому герою, полагаясь исключительно на уши и нос, Гомер мысленно наносит на «карту памяти» все пространство комнаты, где он побывал хоть однажды. И уже на второй раз с явной легкостью преодолевает или обходит любые преграды. Эта способность не столько побеждает законы природы, сколько, наоборот, ими и диктуется. Гомер чует чешуйку от тунца за три комнаты от нее. Он взмывает на пять футов в высоту, чтобы сбить на лету жужжащую муху. И это притом что для него любой прыжок со спинки стула или столешницы — прыжок на веру через пропасть. Погоня за мячиком по коридору — поступок, за которым скрывается непоказная смелость. За любой покоренной вершиной, будь то портьера или кухонная стойка, за любым предложением дружбы незнакомцу, за каждым интуитивным шагом в черной пустоте мира стоит чудо. И называется это чудо отвагой. Нет ни поводыря, ни тросточки, ни опознавательных знаков, предупреждающих о размерах или степени подстерегающей его опасности. Другие мои кошки, поглядев в окно, понимают: у мира, в котором они живут, есть пределы. Этими пределами и ограничивается их познание. А вот мир, в котором живет Гомер, безграничен и неисчерпаем для познания. Любая комната, где бы он ни оказался, содержит великое множество неизвестных величин с собственным содержанием. Она превращается для него в бесконечность. И, имея лишь умозрительное представление о соотношении времени и пространства, каким-то образом он вырывается за пределы и того и другого.

Гомер, собственно, попал ко мне потому, что никто не хотел его брать. --">