Радмир Александрович Коренев - Собака — зверь домашний (Первое издание)

один из тех, что уцелел после стихии. Стоит он у подножия горы, на окраине поселка. Стены деревянные, засыпные, крытые толем. В нем тепло. Он под крышу заметен снегом.

До стихии в нем жили супруги Волины. Они покинули остров, а их немецкая овчарка осталась. Много рассказывал, об этой собаке Федотыч. Динго спасла человека, а когда осталась одна, в нее стреляли. Сейчас, искалеченная, живет в горах. Я слышу по ночам вой дикий, страшный. Жаль овчарку. Думаю приручить. Она приходит в одно и то же место к подножию горы. Что-нибудь придумаю, а пока буду подкармливать. Класть на то место куски китового мяса. Его много. Здесь неисчислимое множество собак. Ничейные, беспородные, они разгуливают по улицам в одиночку и стаями, лежат возле домов, бродят за поселком, в горах и на прибойной полосе. Благо, на берегу гниют «шашлыки» — останки китовых туш, горы мяса. При таком обилии корма можно и не признавать человека.

Бродячие псы не имеют кличек, не понимают команд. У каждой собаки свой характер, привычки, повадки и хитрости. У стаи свой закон, условности, иерархия. Чтобы приобщить собак к «цивилизации», знакомился с ними, наблюдал за поведением, дал характеристики и каждой придумал кличку.

Вот сидит богатырь, пассивный старый кобель, рыжий, с толстой, провисшей, как у быка, шеей, не знавшей ошейника, — лев. Истинный лев. Он не ходит искать пищу. Кажется, что, зажмурив глаза, все время спит. Но запахло мясом, и лев встает, обнажает правый клык, желтый и обломанный. Увидев намерение льва, любая псина, поджав хвост, отходит в сторону. Лев пожирает оставленное мясо и снова дремлет. Он знает свою силу, никогда не бегает, не лает и не оглядывается. Порою стоит, как танк, на дороге, и приходится его обходить. Рык пса напоминает бульканье борща в большой кастрюле. За силу, за ханскую власть и величие я назвал его Чингизом.

Выделяется в стае рослый пес, черный, широкогрудый. Одно ухо торчком, другое висит. Квадратная морда его изрезана шрамами. Безмерно злобен, нападает быстро, рвет беспощадно. Пират. Собаки боятся его больше, чем владыку Чингиза. Но он не нападает на Чингиза, как не нападает на него и Чингиз. Пока не известно, кто сильнее.

Возле Чингиза вертится песик, красный, похожий на лису. Хвост крючком, ушки торчком. Подвижный, ловкий, пронырливый. Не упускает случая стащить чей-нибудь куш. Чингиз поощряет его заигрывания, но дележом не балует. Однако песик ухитряется стащить остаток пищи. Вор-рецидивист. Жулик.

Следующий представитель разношерстной компании — такса. Кривоногий, длинный, с крысиной мордой и облезлой, вечно линяющей шерстью. Хвост откушен или обрублен, култышка всегда вверх. Жадный, прожорливый, запасливый и трусливый. Все, что пахнет пищей, прячет. Зарывает даже щепку, старую кость, сапог, пропитанный китовым жиром. Этот пес — скряга. Каждая сильная собака считает своим долгом задать ему трепку. Он ведет себя смело только по отношению к слабым».

Кряжев отложил тетрадь. За окном дрались собаки. Он решил запрячь их в нарту, проскочить по ближним тальникам, поискать куропаток.

Сборы были недолгими. Вскоре упряжка вынесла его за перевал.

Охота оказалась удачной, в нарте лежала дичь.

Потеплело. Играл южняк — самый стойкий и противный ветер с гнилого угла. Он принес с собой тяжелые хлопья снега.

И вдруг стало свинцово-тяжелым все: и шуба, и сапоги, и нарта, и дорога. Ветер усилился, поволок поземку. Исчезла видимость. Гигантский вихрь закружился вокруг упряжки.

Вот так часто на этом острове: сорвется ветер, неожиданно разбушуется, и, как в море, без компаса не доберешься.

Кряжев подталкивает нарту, а снег сыплется и сыплется, будто в небесном хранилище проломилось дно. Снежная стена подымается впереди, сзади, сбоку. Тюрьма. Ни дверей, ни окон, ни просвета, лишь дикий необъятный гул разгулявшейся стихии.

— Вперед! — кричит Кряжев, подбадривая собак. — В море страшней бывало, и то выгребался… Вперед!

Собаки стали белыми, как и все вокруг. Они вытягиваются и тянут, успевая вслед за вожаком. Они выбиваются из сил, но Пират не останавливается.

Где небо, где земля, где спуск и где подъем? Уже не разобрать. Снег мошкарой кружит и кусает.

— Вперед! Вперед, собачки, вперед!

Кряжев плетется, уцепившись за нарту, доверяя Пирату, его чутью, его умению находить дорогу.

А в это время по белому насту черной тенью шла собака. Шла с горы к поселку, большая и страшная. Шла она, живой свидетель --">