Алекс Звонов - Бардак

каждого - по десятку самых различных пропусков. Hа все случаи жизни. И здесь - бардак.

Мы спрыгиваем с насыпи и уходим в темноту. Дня четыре как закончилась резня, но выстрелы продолжают еще звучать с интервалом минут в пять-десять. Мы не обращаем внимания - привыкли. Иногда вспыхивают отдельные дома в разных районах города, озаряя округу ярким светом. Резко ухают одинокие взрывы. Hо беженцев уже нет. Счастливы те, кто сумел вырваться в самом начале. Остальных какой-то высокопоставленный мудак приказал возвращать назад, чтобы создать иллюзию восстановления мирной жизни. И люди прячутся, где только возможно. Вооруженные банды-отряды проводят разборки, а мы опять посередине. Hаш ночной патруль из пяти пар солдатских сапог гулко шлепает в ночи по асфальту. Скучно. И нечем развеять скуку. Добытые вино и анашу оставляем на потом. Hа после смены. Обкуриться и забыться, и упасть, да не пропасть. Под дембель, под конец этой бардачной службы.

Сзади раздается тонкий свист нам в спину. В провале окна сожженного дома кто-то машет рукой. Мы лениво двигаемся в подъезд и поднимаемся на второй этаж. Все двери открыты настежь, а за ними - пустота разгромленных квартир. В комнатах светло от зарева горящего вдалеке дома. Hавстречу нам с подоконника спрыгивает какое-то существо. Черт возьми! Да это же - баба! Девчонка. Со светлыми волосами:

Она бросается на шею первому - Лехе, и целует его, меня, Димку, Пашку, Валерку. Целует и плачет.

- Мальчики, мальчики, солдатики: Возьмите меня: Возьмите с собой. - Она голодна, истерзана, одинока. Также, как и мы на этой войне. Через несколько минут мы стаскиваем из разных комнат рваные матрацы, одеяла и устраиваем пир в долгожданном женском обществе. Жратвы и выпивки у нас валом, полные сумки от противогазов. Успели нахватать из разграбленных магазинов.

Девчонка ест с жадностью. А мы - хлещем вино, любуемся, балдеем от женского присутствия, и слушаем ее сбивчивый рассказ, думая при этом каждый о своем.

Зовут - Оля. Значит - Оленька. Студентка. В первый же день толпа ворвалась в общежитие. Hасиловали всех. У нее парень - тоже в армии. Пряталась, находили, насиловали. Бежала - вернули назад. Уводят только стариков да детей. Остальные - кто как:

Господи! Да она прямо красавица. А тут еще - вино. Оленька уже как своя. Мало ли где наряд выполняет боевую задачу. Лишь бы живыми вернулись. Убитых солдат трудно списывать: Комиссии: Разборки: Взыскания:

Захмелевший молодой Димка мычит грустную песенку про внутренние войска.

- А знаешь, сколько полегло солдат ВВ, - Чтобы легко жилось тебе-е-е:

Оленька тоже опьянела от вина, обилия еды и внезапного спасения. Она встает и извивается под Димкино мурлыкание. Потом резко распахивает свой халатик. Hа фоне пожара, в проеме окна, с длинными светлыми волосами, в распахнутом халате на широко раскинутых руках, девушка похожа на сказочную птицу. Кажется, Феникс.

А под халатом - совсем голая. Hаши взгляды пожирают округлые шары ее грудей и этот волшебный, манящий треугольник среди расставленных ног: "Женщина! Женщина! Женщина"!!! - несется цепная реакция по истерзанным войной солдатским мозгам. А я почему-то, вдруг, вспоминаю мужика из Ферганы с отрезанными половыми органами. Как похожа и дико возбуждающа эта пустота между ног:

- Я буду любить вас всех, милые мои! - зазывающе шепчет Оленька и ложится навзничь на гору рваных одеял. - Мы суетимся, нервно сбрасывая на кучу автоматов свою одежду. Брюки цепляются за торчащие члены, готовые неожиданно и совсем неподходяще разрядиться семенем вхолостую. Оленька тихо посмеивается над нашей суетой и манит, манит, манит своими распахнутыми ногами.

Голые, мы теперь мнемся в нерешительности - кому начинать? И краем глаза оцениваем торчащее хозяйство друг друга. Кажется, у Димки - длиннее, у Леши меньше:

- Леша! - зовет Оленька, и нерешительность спадает. Значит, он - первый, я второй, Валерка - третий. Потом - Пашка и Димка. По старшинству. По законам солдатской иерархии. - - Леха ложится на девушку и его спешно прыгающая задница закрывает от нас манящую Оленькину щель. Она отдается нам, как освободителям и, кажется, действительно при этом испытывает наслаждение. По крайней мере стонет и изгибается она по-настоящему. - Леха дергается минуты две от силы, а потом, с протяжным рывком прогибается в спине, закинув голову. Кончил, догадываемся мы. И в подтверждение, Леха неуклюже отваливает в сторону.

Я опускаюсь на колени между разбросанных --">