Пэлем Грэнвил Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

Кулинарные изыски ее повара, француза Анатоля, способны привести в восторг самого взыскательного гурмана.

Дверь в примыкающую малую столовую была открыта, и, проходя мимо, я увидел, что дядя Том колдует над своей коллекцией старинного серебра. Конечно, надо бы с ним поздороваться, спросить, как желудок, ведь старикан страдает несварением, но соображения здравого смысла одержали верх. Мой дядюшка из тех зануд, что едва завидят племянника, хвать его за лацкан и ну просвещать по поводу серебряных подсвечников, античных лиственных узоров, венков, резьбы, чеканки, барельефов, горельефов, романского орнамента в виде цепи выпуклых овалов у края изделия, так что я счел за благо не провоцировать его. Прикусил язык и на цыпочках в библиотеку, где, как мне сообщили, расположилась тетя Далия.

Старушенция по самый перманент зарылась в ворох гранок. Всему свету известно, что сия изысканная дама — знаменитый издатель еженедельника для юных отпрысков благородных семейств, называемого «Будуар элегантной дамы». Однажды я написал для него статью под заголовком «Что носит хорошо одетый мужчина».

При моем появлении тетушка вынырнула из бумаг и в знак приветствия издала громкое «улюлю», как в былые времена на травле лис, когда она считалась самой заметной фигурой в «Куорне», «Пайтчли» и других охотничьих обществах, из-за которых лисы стали чувствовать себя в Англии довольно неуютно.

— Здорово, чучело, — произнесла она. — Зачем пожаловал?

— Насколько я понял, дражайшая родственница, вы изъявили желание побеседовать со мной.

— Но это вовсе не значит, что ты должен вломиться ко мне и оторвать от работы. Можно было все решить за полминуты по телефону. Но, видно, чутье тебе подсказало, что у меня сегодня дел невпроворот.

— Если вы огорчились, что я не смогу пообедать с вами, спешу вас успокоить: останусь с величайшем удовольствием, как всегда. Чем нас порадует сегодня Анатоль?

— Тебя — ничем, мой юный жизнерадостный нахал. К обеду приглашена Помона Грайндл, она писательница.

— Буду счастлив познакомиться с Помоной Грайндл.

— Никаких знакомств. Мы обедаем вдвоем, только она и я. Я пытаюсь уговорить ее дать нам для «Будуара» роман с продолжением. А ты, пожалуйста, сходи в антикварную лавку на Бромптон-роуд — она прямо за католическим собором, ты сразу увидишь, — и скажи, что корова — никуда не годный хлам.

Я ничего не понял. Было полное впечатление, что тетушка бредит.

— Какая корова? И почему она хлам?

— В лавке продается сливочник восемнадцатого века, в форме коровы, Том после обеда хочет его купить.

Я начал прозревать.

— А, так эта штука серебряная?

— Серебряная. Такой старинный кувшинчик. Придешь в лавку, попросишь показать его тебе и охаешь последними словами.

— Но зачем?

— Ну ты и олух. Чтобы сбить с продавцов спесь. Посеять в их душах сомнения, выбить почву из-под ног и заставить снизить цену. Чем дешевле Том купит корову, тем больше обрадуется, а мне нужно, чтобы он был на седьмом небе от счастья, потому что, если Помона Грайндл согласится отдать нам роман, придется мне основательно разорить Тома. Эти знаменитые писательницы — настоящие грабители. Так что не трать время попусту, беги в лавку и с отвращением потряси головой.

Я всегда готов услужить любимой тетке, но на сей раз был вынужден объявить nolle prosequi,^[3] как выразился бы Дживс. Его послепохмельные эликсиры поистине чудодейственны, но, даже приняв их, вы не в состоянии трясти головой.

— Голову я даже повернуть не могу. Во всяком случае, сегодня.

Она с осуждением выгнула правую бровь.

— Ах вот, значит, как? Предположим, твоя гнусная невоздержанность лишила тебя способности владеть головой, но нос-то ты сморщить в состоянии?

— Это пожалуйста.

— Тогда действуй. И непременно фыркни. Громко и презрительно. Да, главное не забудь: скажи, что корова слишком молода.

— Зачем?

— Понятия не имею. Наверное, для серебряного изделия это большой изъян.

Она внимательно вгляделась в мое серое, как у покойника, лицо.

— Итак, мой птенчик вчера опять прожигал жизнь? Удивительное дело! Каждый раз, как я тебя вижу, ты страдаешь от жестокого похмелья. Неужели пьянствуешь беспробудно? Может быть, даже во сне пьешь?

Я возмутился:

— Обижаете, тетенька. Я напиваюсь только по особо торжественным случаям. Обычно я очень умерен: два-три коктейля, бокал вина за обедом, может --">