Стас Колокольников - Остап

Волк с правой стороны промолчал, лишь недовольно сверкнул озверевшими зрачками и полетел дальше по скрипучему насту.

Вскоре впереди замаячили неровные силуэты припорошенной снежком деревушки. И лошади, почуяв близкое спасение, рванули так, что и молодым чертям не догнать.

Из дворов залаяли собаки.

Пробежав еще немного, вожак остановился и, вывалив язык, тяжело задышал. Стая подтянулась и окружила его.

− Такие пироги, братцы-товарищи, − еле переводя, дух объявил вожак. − Не догнали мы их, значится. Бежали, бежали и не догнали. Впустую все. Смешно даже, а? Кому расскажи, не поверят, ха!

Волки смеяться не собирались. Они молча неровным кольцом обступили усталого вожака, пропустив вперед того, который когда-то бежал от него справа. Это был угрюмый большеголовый детина, больше похожий на немецкий танк второй мировой войны. Он подошел почти вплотную к вожаку и, сплюнув, угрожающе заворчал.

− Ну что, − уже прямо к нему обратился вожак, делая вид, что ничего не понимает, − других путников подождем или как? Вообще не очень устали? Отдохнем? А я вот, что думаю по этому поводу…

Что он думал, так никто и не узнал. Тот волк, бежавший справа, лязгнул зубищами и бросился на вожака. А за ним, увидев, как беспомощно оседает старый вожак, потянулись и остальные.

Бербия

Поэт Бусин был не в духе. Он стремительно ходил по пустой комнате, швырял из стороны в сторону два имевшихся стулья и рвал газеты.

− Канальи! – швыряя стул, каждый раз кричал Бусин.

Потом он хватал газету из огромной стопы на столе и с диким воплем разрывал её в клочья.

Клочья порхали большими бабочками и вежливо ложились под ноги на пол. Пол был укрыт уже порядочным слоем бумаги.

− Канальевые канальи! – с чувством изрыгал поэт Бусин и делал страшные глазища в пустоту, при этом его уши шевелились, словно маленькие слепые суслики.

Стулья, некоторое время, полетав среди газетных обрывков, вскоре превратились в превосходный дровяной запас. И Бусину пришлось оставить их в покое.

− Канальи канальевых каналий!!! – рявкнул Бусин и в сердцах со всей дури пнул по письменному столу.

Газетный столб на столе недовольно покачнулся и рухнул. Бусин устало опустился на рассыпавшуюся по полу макулатуру и живописно задумался.

Вошла Валерия, некогда молодая любовница Бусина, теперь свободная и дородная дама, больше похожая на тетю. При её появлении Бусин похотливо улыбнулся и зашевелил волосами, и маленькими сусликами.

Однако вслед за Валерией появился друг поэта Бусина, летчик Гусев.

При виде летчика Гусева у поэта до неузнаваемости изменилось лицо, он жутко заволновался и быстро-быстро забормотал:

− Канальевых каналий канальевые канальи.

Это не произвело на прибывших никакого впечатления.

Валерия и летчик Гусев имели в руках по газете той же редакции, что и бусинские. Увидев прессу, поэт хищным броском кинулся на неё. Дама и летчик вовремя подняли руки, поэт промахнулся и с воём свалился на пол.

− Это правда?! – строгим басом прогремел летчик Гусев, потрясая в воздухе газетой.

− Это правда ли?! – в той же манере спросила Валерия.

− О, канальи!! – в последний раз крикнул поэт Бусин и, упав, стал зарываться в разбросанные газеты.

− Имей совесть! Отвечай! – рокотал над ним гусевский бас.

− Отвечай! Отвечай! – вторил женский рокоток.

Но поэт и не думал никому ничего отвечать, он был уже далече, он уходил всё дальше и дальше.

Тут летчик Гусев и Валерия, как по команде, упали на газеты и принялись обниматься и тискаться, покусываться и щипаться.

Поэт Бусин этого срама не видел, сквозь темные проходы и тайные лабиринты он подбирался уже к самой Бербии.

Изогнувшись от наслаждения последний раз, летчик Гусев выхватил из-за пазухи черный маслянистый наган и ринулся в погоню под газеты.

− Не уйдешь, бородавка, за всё ответишь! – гаркнул летчик Гусев и бодро хихикнул.

Он тут же взвыл от резкой боли, круто ударившись лбом о старый дубовый паркет. И забарахтался, словно крупная пойманная рыба на весеннем льду. Эта глупая рыба не понимала, или не хотела понимать, что только настоящий поэт может пройти сквозь любые условные границы и уйти, куда ему угодно. Хоть в Бербию.