Елена Геннадьевна Степанова - Про котов и некотов

Однажды вечером вышла я с Мимишей погулять. Кажется, начало осени было, ещё довольно тепло, сухо, хорошо так. Вечер не поздний, но всё уже окутано лёгким сумраком. Только отошли мы от дома – вдруг около моих ног появился пёсик, белый, кудрявый, похожий на нашу девочку, только покрупнее и потолще. Это была любовь с первого взгляда. Как они резвились, бегали, кружились, почти танцевали, прижимались нос к носику, вставали на задние лапы, а передними на мгновение касались друг друга… Не знаю, сколько минут прошло, потому что их чувства странным образом подействовали и на меня: я ощутила что-то вроде лёгкого головокружения, истомы, что-то сладкое разлилось по моему телу… Я была счастлива вместе с ними, радовалась их радостью. Во мне что-то пело и ликовало: вот она, жизнь, вот оно, счастье, вот она, любовь…

Вдруг вижу – парочка удаляется. Ещё немного, и наша драгоценная Мимиша исчезнет из виду, убежит с кавалериком. И где тогда её искать? Сможет ли она вернуться домой? А вдруг пропадёт? А вдруг это последний раз, когда я вижу её? И что я скажу дома, когда на меня обрушатся упрёки мамы, сестры и брата? «Мимиша!» – позвала я её. Она остановилась, виляя хвостом, преданно глядя на меня, но я видела её нетерпение и желание как можно быстрее убежать с возлюбленным. Уже стемнело, и только благодаря белой шёрстке собаки были различимы в полутьме осеннего вечера. Я разрывалась между двумя противоположными желаниями: отпустить на волю свою питомицу, пусть порезвится с молодым избранником, пусть будет счастлива – нет, удержать, спасти, сохранить для себя, ведь это наша девочка, как мы без неё, а она без нас? Чувствуя себя почти преступницей – убийцей любви, я увела Мимишу домой. Кавалерик всё бежал за нами, всё не верил, что его мечта уходит. Я закрыла дверь подъезда перед его почти человеческим лицом, исполненным надежды.

Прошло столько лет, а мне до сих пор не по себе, когда вспоминаю об этом: и стыдно, и грустно, и радостно. Словно приоткрылся неведомый мир и тут же ускользнул. Среди обыденности серой жизни иногда промелькнёт след этого иного, зовущего и манящего, растравит сердце, и ещё противнее покажется каждодневная суета. Ну, вздохнёшь и живёшь дальше.

Я-то уже давно живу, шестой десяток пошёл, а наша Мимиша прожила короткую жизнь – три с половиной года всего. Успела, правда, родить щенят (убежала-таки раз с кавалером), стала любимицей у моих учеников (я тогда в школе работала). А когда мы приехали вместе с ней к родственникам в посёлок, дети там смотрели на неё, как на чудо чудное, диво дивное.

Детей этих было шестеро – мои племянники и племянницы, белоголовые, ясноглазые, круглолицые. Наверное, больше в свою маму, мою тётю Катю – младшую сестру моей мамы. (Как-то нескладно я о родственных отношениях: мама, мама, моя, своя, твоя. Чья мама? Моя. Чья? Твоя. Нет, моя.)

Местные волкоподобные собаки в домах не жили, они или на цепи во дворе сидели, или свободно бегали, как дикие животные. А тут маленькая кудрявенькая белая живая игрушечка, видимо, по ошибке названная собакой. Разве такие собаки бывают? Она и не лает практически, на руках сидит, шоколадные конфеты кушает, и зовут её не по-нашему – Мими. И вот мои двоюродные братья и сёстры давай Мимишу к себе приваживать: каждому хочется её на руках подержать, потискать, погладить, поцеловать, к груди прижать. А мой младший брат считал себя настоящим хозяином Мимиши (мать и сёстры не в счёт), так что ругмя ругался с роднёй, вырывал собаку из рук мальчишек и девчонок, говоря, что она его и только его, никому не даст, руки прочь от моей Мимиши.

Отцом этих детей был мой дядя Миша, муж тёти Кати. Услыхав имя собаки, он обиделся. Пришлось объяснять, что такое совпадение случайно: назвали щеночка Мими, а потом появились всякие производные от этого имени: Мимиша, Мимишка, Мимишечка и так далее. Но всё равно, услышав «Мимишка!», он недовольно морщился.

С едой там было раздолье: и парное молоко, и разнообразная речная рыба, которую дядя Миша ловил, и вкуснейший белый хлеб в больших буханках с наплывающей по бокам корочкой. Кстати, почему в деревенских пекарнях такой вкусный хлеб? А в городе мы питались скромно. Мама ухитрялась нас троих кормить на свою небольшую зарплату. Впрочем, почему троих? Четверых. Троих детей и одну собаку. Мясо у нас на столе было редко, его и в магазине было не купить, а если оно чудом появлялось, то за ним выстраивалась огромная очередь.