Милена Миллинткевич - Как Люсинда за Оскаром ходила

Милена Миллинткевич Как Люсинда за Оскаром ходила

Люсинда Спесивцева, заслуженная доярка колхоза им. ЛСТЦК или как вещает обшарпанная вывеска на стене правления, колхоза им. «Луча Света в Тёмном Царстве Коммунизма», до замирания сердца и нервной трясучки любила смотреть трансляцию вручения кинопремии Оскар.

Лузгая семечки под шелест свежей газеты «Конец эпохи» то ли за апрель, то ли за август 1990 год, она пялилась в телевизор и представляла себя на красной ковровой дорожке в платье из кумачового пролетарского вельвета, расшитом пайетками и украшенном на груди крупными жёлтыми стразами в форме скоропостижно почивших незабвенных серпа и молота. Тяжело вздыхала. Местами беззубо лыбилась мерцающему вспышками фотокамер экрану. Потом шла на кухню и намешивала себе в алюминиевой кружке «Кровавую Мэри» из двадцатипятипроцентной томатной пасты, щепотки соли, двух щепотей перца, столовой ложки такого же столового уксусу и доброй порции свекольного самогона от ро́дного папани, имевшего в колхозе гордое звание «дед Никифор». Как в лучших домах Лондо́на и Прарыжу украшала коктейль ломтиком перезрелого яблока из соседского сада, по неосторожности упавшего к ней в цветник. И гордо неся перед собой скромный бюст восьмого размера и кружку с «Мэри», возвращалась к телевизору.

Сидя в скрипучем кресле и поскрипывая зубами от досады по далёкой мечте, она всякий раз цыкала и шипела на соседок, которые приблудились к её телеку и теперь смачно прихлёбывали чай с баранками и мешали тоскливо взирать на выходивших к микрофону объявлять победителей неизвестных ей знаменитостей.

– Ох, бабоньки! – оприходовав залпом кружку «Мэри» и громко икнув, Люсинда мечтательно закатила глаза к давно не крашенным деревянным балкам потолка. – Придёт день, и я, Люсинда Спесивцева, буду стоять на этой сцене.

Бабоньки дружно ржали, громче племенных кобыл в колхозной конюшне, и лишь под утро расходились по хатам: кто вздремнуть часок-другой перед работой в поле, а кто за ведром и, зевая во все гланды, на дойку.

Всю следующую неделю после трансляции, удивляя знакомых и родных своим нездоровым интересом к заграничным причудам, Люсинда жужжала надоедливым слепнем о церемонии каждому, кому не повезло повстречаться ей на пути. И жужжала она про наряды, пышную церемонию и то, что однажды станет такой же знаменитой, как и те обладатели Оскара, которых она видела в телевизоре. А ещё про то, что она, Люсинда, просто создана для кинематографа. Отвешивая подзатыльники и одаривая крепким словцом всех сомневающихся, она каждый день ждала, что её мечта исполнится.

И вот, спустя месяц у неё таки появилась нешуточная причина для гордости. Она, Люсинда Спесивцева, снялась в кино! Колхозники, заслышав «сногсшибательную» новость, хохотали до слёз. И громче всех дед Никифор.

– Куды тебе в экран, Люсында? У тебя ж рябая картоха вместо носа да морковные вареники заместо рта. А причесон-то, причесон! Жиденький хвостик дохлой трясогузки, – давясь хохотом и стряхивая с ноги ошмётки коровьей лепёшки, гоготал он.

Не поверили в колхозе им. ЛСТЦК заслуженной доярке. Но это была истинная правда, чище слезы самогонки деда Никифора. Нет, не подумайте чего, ни о какой главной роли и речи не шло. В эпизоде снялась. Да и то совершенно случайно. Люсинду никто не отбирал. Сама явилась.

А дело было так.

Шлёпала как-то раз Люсинда из города к себе в колхоз и наткнулась на полицейский кордон, перегородивший дорогу и часть рощицы. С участковым инспектором Палычем она ещё накануне рассталась то ли в пятый, то ли в двадцать пятый раз. Как всегда, с большим скандалом. Обвинила его в нежелании везти на рынок её заслуженные телеса и велела пред ней не появляться «во избежание тяжких телесных повреждений, нанесённых ведром, граблями или кашолкой с продуктами по причине аффективного расстройства настроения».

А так как баба сказала – баба сделала и ни на шаг не отступит, попёрлась Люсинда домой через луг. Срезала, так сказать, путь и угодила аккурат в центр кадра. Съёмочная группа даже не сразу её заметила в массовке.

Ох, как были неправы актёры, когда, дабы не нарушать съёмку, попытались указать Люсинде на её оплошность. Она такой фееричный монолог завернула, что режиссёр сперва онемел, а потом едва живот со смеху не надорвал. Оставил испорченный эпизод в картине и даже гонорар выплатил. Целых пятьсот рублей! За «фактурность и эпичность образа».

С тех пор --">