Анна Алексеевна Бондаренко - Насилие, алкоголь и прочие неприятности

Анна Бондаренко Насилие, алкоголь и прочие неприятности

Он со всей силы ударяёт её об стену.

А затем и своего сына.

В какой-то момент я вижу кровь. У сына проломлен череп?

Потом незнакомец, кажется, начинает насиловать свою жену.

Плохо понимаю − всё перемешано, быстро, страстно и яростно.

В целом, мне нравится за этим наблюдать.

И вот, женщина убегает, а я прислоняюсь спиной к треснутой стене.

Что это вообще сейчас было?

В квартиру заходят люди. Человек пять. Все недоумевают, недовольно причмокивают и вдыхают − да уж, а-я-яй. Вероятно, соседи.

Один из них − высокий, крепкий, со светлыми волосами, почти дед, но всё ещё нет − расстроен больше всех. Тут явно был затронут его личный интерес.

− И кто поедет? Кто теперь поедет? − отчаянно недоумевает он.

Подхожу к нему и взглядом даю понять, что заинтересована.

Тогда он как-то особенно тяжело выдыхает и говорит:

− Ты поедешь?

Рассматриваю, раскрываю и закрываю несколько раз розовый телефон хозяйки дома.

− Да. Сейчас?

− Прямо сейчас. А то не успеем. Ехать неблизко. У тебя же машина у дома? − спрашивает он, явно обрадовавшись, но всё ещё жутко нервный.

− Ага. А какая?

− Серебристая камри. В двух шагах от подъезда.

− Окей.

Пока мы спускаемся, я судорожно пытаюсь вспомнить, как водить. Я не делала этого уже год, если не больше!

А он без конца суетится:

− Участок-то достойный. Он того стоит. Чтобы так далеко и напряжно ехать. Но сейчас, когда ты уже согласилась, я-то уже могу тебе сказать, что ехать реально далеко и непросто. Мы будем там глубокой ночью, а вернёмся только под утро. У тебя нормально бензина? Ехать… не знаю, сколько… Ну это реально н-е-б-л-и-з-к-о. Но оно того стоит, понимаешь?

− Ого, уже почти восемь. Это когда же мы там будем? − на ледяной улице у меня испортилось настроение, стало совсем тревожно; а ведь это ещё светло. − Вы тоже на машине?

− Ага, − отвечает он, но мы по-прежнему направляемся к моей.

Выходим, поедем на двух? А почему ему меня не повезти? Стесняюсь спросить.

Но через минут пять как-то так само выходит, что мы садимся в его машину и направляемся в путь.

***

Только выехали и почти сразу стемнело. Бесконечно длинные, красиво освещённые, бесподобные, гладкие дороги. Яркие и привлекательные заправки по бокам. Романтичный серый полумрак. Душистый воздух ощущается даже в плотно закрытой машине.

Мне немного некомфортно с незнакомым мужчиной в замкнутом пространстве, я хочу уже как можно скорее доехать до пункта назначения.

А он такой − как в ни в чём не бывало. Всё трендит про этот свой участок, какое перспективное место, какой удачный вариант.

Мы въезжаем в какой-то мрачный (финский?) лес; но, на удивление, мне не становится страшно. Я украдкой рассматриваю водителя. Нет, он не вызывает опасений. С ним безопасно. При таком освещении он даже похож на моего отца. Но всё равно хочется доехать побыстрее.

А когда мы, наконец, приезжаем − всё, что я чувствую, дикое, огромное, непобедимое желание спать.

На лекции мне жутко неловко перед преподавателем; но это сильнее меня. Глаза буквально закрываются сами, я сильно напрягаюсь, чтобы открыть их, при этом выгляжу, как наркоман под спайсом − усиленно таращусь, дёргаюсь, закусываю губу.

В какой-то момент сдаюсь, начинаю вести себя, будто я дома или на вечеринке с друзьями − плавно переползаю с кресла на кресло, с дивана на диван. Громко зеваю и кладу голову на кого попало, тихо посапывая.

У нас креативная лекция в домашней обстановке. Почти все пьют чай, кто-то сидит прямо на полу на коврике. Преподаватель, кажется, рассказывает что-то про деревья и шутит − слышу я сквозь полудрёму.

И вот, окончательно раскрепощаюсь и игриво провисаю между двух диванов, как бы на полпути своего очередного переползания. При этом я дремлю.

Преподаватель не выдерживает:

− Бондаренко, проснись.

***

Ох, напилась. Зачем же я опять напилась? Это ужасное чувство стыда, недовольства собой, тревоги. Его ни с чем не сравнить.

В машине перед родителям мне так стыдно. Все всё понимают. Особенно стыдно перед отцом. Он, как назло, сидит и молчит, смотрит вдаль. В белой облегающей водолазке. Он никогда такого не --">