Алексей Сухаров - Секс измъ

Алексей Сухаров Секс измъ

– Маменька! – Лизавета встала посреди гостиной и, с обидой и вызовом, выразительно топнула ножкой. – Не могу я так больше, ******* хочу!

Маменька, то бишь, конечно, Марфа Петровна, представительница старого, вполне богатого и уважаемого дворянского рода, как бы помягче сказать, опешила. Что за тон! Что за выражения! Марфа Петровна, спустя мгновение придя в себя, уж было бросилась закрыть дочери рот, небось кто услышит, но Лизавета тут же отпрянула и выставила вперед пальчик, будто шпагой защищаясь на дуэли:

– Ежели ******* вы мне не позволите, маменька, то я ничего, никогда больше делать не буду, а то и в речку с горя брошуся, вот как! – Лизавета, раскрасневшись, схватила полы юбки и мигом выскочила из гостиной.

Стыд-то какой!

–

Ерофей Михалыч, отложив в сторону заляпанное перо и бумаги, почесал густую бороду, глубоко вздохнул, глянул куда-то в стену и тихо спросил:

– Так и сказала?

– Точно так и сказала, душа моя Ерофей Михалыч, так и сказала. Дескать, – здесь Марфе Петровне пришлось приглушить голос, – ******* хочет, аж мочи нет, токмо об том и думает. *******, говорит, подавай ей, а то ведь и убиться готова!

– И ведь не впервой такое от Лизаветы слышно-то. Я же наказывал занять ее чем-нибудь, ну что ж, не получилось?

– Ни в какую, душа моя Ерофей Михалыч. Гувернантки криком от нее кричат, даже Лидия Ивановна, храни ее Господь. Рисовать не желает, а то и красками прислугу с дуру пачкает, французским заниматься не просится и даже за пианино – любимое ее пианино! – совсем не усадишь! *******, токмо ******* в головушке светлой ее!

Ерофей Михалыч крепко задумался, а Марфа Петровна терпеливо сидела напротив, ничем не смея нарушить опустившуюся на кабинет тишину. Наконец, Ерофей Михалыч признался, что созрело у него на уме:

– Может, – начал он медленно, – придется бы и навстречу Лизоньке нашей пойти. Оно, конечно, неправильно вовсе, но как тут иначе? Девице летом минувшим шестнадцать исполнилось, может, природой это все дано, натурально, как говорится. А ежели мы ей запретим – то тут и до беды недалеко.

– Быть беде, быть! – загорелась Марфа Петровна. – Вы, быть может, душа моя Ерофей Михалыч, и знать не знаете, да вам я говорить и не хотела, чтоб не гневить, так ведь мужики наши, крепостные, уж судачат вовсю, дескать, дочка хозяйская все ******* требует, как одержимая, только про ******* все ее мысли. Утопиться она не утопится, но ведать-то нам не дано, черт дернет ее с кем из этих мужиков… Бедная, бедная Лиза!

Ерофей Михалыч нахмурил брови пуще обыкновенного:

– К Фомке Хлысту холопа, что про дочь мою рот свой поганый разевать надумает, мигом же отправлять По пять плетей каждому сыну собачьему, кто в таких суждениях замечен останется. И вам я дело сие поручаю, Марфа Петровна.

– Сделано будет, душа моя Ерофей Михалыч.

– Что до Лизаветы… Есть недалече отсюда поместье, Крюковых. Сын их, Николай, ранее в Государевых архивах служивший, сейчас дело отца перенимает. Молод да неглуп. Написать, что ли, им? Лучше уж так, чем с холопами-то.

– Напиши, душа моя Ерофей Михалыч, напиши! Чай, угомоним дочурочку нашу!

–

Ерофей Михалыч, пригладив бороду, громко крикнул вглубь поместья:

– Лизавета! Зайди!

Лизавета, насупившись, смотрела на грозного отца своего, ожидая исхода.

– Поговаривают, что ты, Лиза, последнее время ведешь себя плохо. Буянишь, от наук отказываешься, Лидию Ивановну обижаешь, храни ее Господь. И все бы ничего, да вот, дескать, носишься ты по поместью и, – тут Ерофей Михалыч, как и его супруга ранее, приглушил голос, – ******* просишь! Разве ж это дело для юной дворянки? Отвечай!

– Да! – держала ответ Лизавета. – Прошу! ******* хочу! Вот ******* бы, а больше ничего мне и не надобно! А ежели вы мне, папенька, запрещать будете, я ******* сама пойду – или вообще, руки на себя наложу!

Смотрел отец на бойкую да неуступчивую дочурку свою, смотрел – да и заулыбался.

– Слышал я и про это, Лиза, а нам такого с матерью твоею допустить никак нельзя. Посему, вот, – Ерофей Михалыч протянул дочери письмо, – ответ. Крюков Николай Палыч, прибудет завтра в два часа пополудни, так сказать, на rendez-vous. Обещаешь ли ты, Лиза, французский, в таком случае, не бросать? Обещаешь?

Лизавета дочитала письмо и все нутро ее переполнилось счастьем и загорелось в предвкушении.

– Oui! Oui, mon chéri! – залепетала она, бросилась в объятия папеньки и принялась целовать его руки.

– Прелесть ты моя, ну, ну, полно. --">