Максим Игоревич Лаврентьев , Владимир Константинович Николаев - Песня. Сборник рассказов

На следующий день уже с вещами – прощальный визит к домику Его Святейшества папы Римского. Приличный домик на ступенях цветы

– Когда он был жив, – в глазах румяно-молочной экскурсоводши появились слёзы, – всегда выходил на балкон. Это гонор (гордость – польск.) нации.

Перед дорогой «на посошок» у консула. Умнейший дядька, в большом авторитете у местных, дуайен дипкорпуса. Спросить, что ли, про фляки? А если подстава? Анджей тот еще затейник.

Наше время в этом городе вышло. Галопом на аэродром, короткий перелёт в Варшаву. Под крылом поплыли флаги на башнях. «Когда трубач над городом целуется с трубою…». Красивый город, вернуться, погулять…

В транзитном зале облегченно вздохнул, едва-едва успели к московскому рейсу. Извини, брат, плакали твои фляки, не судьба. По пути к самолёту попалась лавка с «Выборновой» водкой, вдруг увидел – вот они родимые! Купил на нерастраченные командировочные две пузатые банки. Что-то булькает внутри, а что – непонятно.

В Москве неделю созванивались, стыковались, наконец, звонок.

– Давай в пивбаре «Биг Пиг» на Солянке.

– Это где?

– Здание ЦК комсомола помнишь?

Как же, как забудешь?! «Нас водила молодость в сабельный поход! Нас бросала молодость…». Скажи нам в те дни – умереть ради Большого Дела… Да.

Анджей пришел заранее. Идеально выбрит, костюм из «той» жизни. Махнули водки, отхлебнули пивка: что, да как, кто при делах и в целом.

Фляки разогрели на кухне и принесли уже в двух глубоких тарелках. Анджей молча съел всё до последней крошки, даже вспотел, кажется. Пропустил мимо ушей мои рассказы и, глядя в переносицу, абсолютно трезво сказал:

– Ты знаешь, у меня там была любовь, Барбара, Бася. Профессионалка, курва. Я им с дочкой денег давал, а они меня всякой дрянью кормили.