Александр Александрович Иванов - Антология сатиры и юмора России XX века. Том 46. Александр Иванов

«мадригалы» важнее, нужнее и дороже всяких рецензий и критических признаний.

Александр Второй заслужил эти строки.

Алексей Пьянов

13.9.2005

Пародии

Дорога на эшафот (Чингиз АЙТМАТОВ)

Часть первая

После бойни, учиненной в Моюнкумской долине деклассированными элементами ради выполнения скорректированного плана мясопоставок, в этих уже не девственных местах появился Авгий Конюшниев.

Мыслитель-дилетант, изгнанный из семинарии за вольнодумство, он прибыл с гоп-компанией гонцов за анашой, дабы обратить души этих заблудших в лоно истинной веры, изобретенной им на скамейке вокзала города Кзыл-Орда бессонной зимней ночью.

Задача была сложной. Алкоголики и бандиты, существа с интеллектом инфузорий, обращению не поддавались. Зато их обращение с Авгием поддавалось описанию, но читать это детям до 16 лет, престарелым, слабонервным, беременным женщинам, а также всем без исключения читателям на ночь не рекомендуется.

Лежа связанный, избитый в кузове грузовика на окровавленных тушах антилоп, Авгий смотрел на небо с бегущими облаками, и вдруг показалось ему, что некто в белом плаще…

Часть вторая

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Он долго всматривался в стоящего перед ним босого оборванца, молча вздыхал, стуча сандалией о сандалию, думал.

— Ну, — спросил наконец Пилат, переминаясь с ноги на ногу и проклиная иудейскую жару, — упорствуешь, Назаретянин?

— Упорствую, батюшка.

— Так ведь распнут тебя. Не боишься?

— Боязно, — помялся Иисус, — и неохота. Да куда ж деваться? Надо мне. Иначе христианство не возникнет.

— Ну, гляди, — огорчился Пилат, — жаль мне тебя. Я ведь тоже лицо историческое. И мне деваться некуда. Историю не перепишешь… Ты бы подумал еще маленько… Я бы тебя, если одумаешься, из страны выслал — и все дела! А так — умываю руки!

— Думал уже, — хмуро сказал Иисус. — Поздно. Идти надо.

— Ладно! — вздохнул Пилат и махнул рукой, не замечая Авгия Конюшниева, появившегося на Арочной террасе, но невидимого потому, что предстоит ему возникнуть на земле в далеком двадцатом веке…

Часть третья

Дальнейшие события по законам новейшего романа не имеют к предыдущему ни малейшего отношения.

Известной пословице вопреки погибли голодные волки, но при этом и овцы не остались целы…

А единственное светлое пятно в романе — репутация автора, да продлит бог его дни во славу убиваемой, но никак не умирающей русской литературы, что возрождается, кипя и стеная, сама из себя…

Семя жизни (Николай АЛЕШКОВ)

Кто, скажите, в землю бросил семя жизни на бегу?

Задаю себе вопросы,

а ответить не могу.

___

Что в мужчине потрясает?

Он у жизни не в долгу.

И, бывает, что бросает

семя жизни на бегу.

Я и сам успеха ради

то бегу, то семеню…

И, бывает, что, не глядя,

землю-мать осеменю.

Что потом — плевать мужчине:

дескать, милая, рожай!..

Не по этой ли причине

все у нас неурожай?

Но порой чешу я темя,

стихотворец-эрудит;

если каждый бросит семя,

от кого земля родит?

А поскольку член Литфонда,

примириться не могу

с разбазариваньем фонда

семенного на бегу.

Вложение (Елена АНДРЕЕВА)

Я до тебя не понимала.

Какой недюжинный запас

Тепла, душевного накала

Вложил завод когда-то в нас.

___

Я мало в жизни понимала.

Тепло надежд в душе храня.

В меня родной завод немало

Вложил накала и огня.

Но в жизни счастья я искала,

Вдоль по течению гребя…

Еще какого-то накала

Мне не хватало без тебя.

Клянусь, что без объятий милых

Мне не прожить теперь и дня.

Да весь завод вложить не в силах

Того, что ты вложил в меня!

Ядро огреха (Лев АННИНСКИЙ)

Я часто думаю о том, что случилось бы, начни Лев Толстой свой роман с --">