Игорь Миронович Губерман - Камерные гарики

года.

Ветеринары боевые

на людях учатся лечить,

бросают ружья часовые,

Талмуд уходят поучить.

Повсюду с винным перегаром

перемешался легкий шум;

«Скажи-ка, дядя, ведь недаром...» —

поет веселый Беня Шуб.

* * *

Бойцы вспоминают минувшие дни

и талес, в который рядились они.

* * *

А утром, в оранжевом блеске,

по телу как будто ожог;

отрывисто, властно и резко

тревогу сыграет рожок.

* * *

И снова азартом погони

горячие лица блестят;

седые арабские кони

в тугое пространство летят.

* * *

Мы братья – по пеплу и крови.

Отечеству верно служа,

мы – русские люди,

но наш могендовид

пришит на запасный пиджак.

КУХНЯ И САНДАЛИЙ

Все шептались о скандале.

Кто-то из посуды

вынул Берчикин сандалий.

Пахло самосудом.

* * *

Кто-то свистнул в кулак,

кто-то глухо ухнул;

во главе идет Спартак

Менделевич Трухман.

* * *

Он подлец! А мы не знали.

Он зазвал и пригласил

в эту битву за сандалий

самых злостных местных сил.

* * *

И пошла такая свалка,

как у этих дурачков.

Никому уже не жалко

ни здоровья, ни очков.

* * *

За углом, где батарея,

перекупщик Пиня Вайс

мял английского еврея

Соломона Экзерсайс.

* * *

Обнажив себя по пояс,

как зарезанный крича,

из кладовой вышел Двойрис

и пошел рубить сплеча.

* * *

Он друзьям – как лодке руль.

Это гордость наша.

От рожденья имя – Сруль,

а в анкете – Саша.

* * *

Он худой как щепочка,

щупленький как птенчик,

сзади как сурепочка,

спереди как хренчик.

* * *

Но удары так и сыпет!

Он повсюду знаменит,

в честь его в стране Египет

назван город Поц-Аид.

* * *

Он упал, поднялся снова,

воздух мужеством запах;

«Гиб а кук! – рыдали вдовы. —

Не топчите Сруля в пах!..»

* * *

Но – звонок и тишина...

И над павшим телом —

участковый старшина

Фима Парабеллум.

* * *

...Сладкий цимес – это ж прелесть!

А сегодня он горчит.

В нем искусственная челюсть

деда Слуцкера торчит.

* * *

Все разбито в жуткой драке,

по осколкам каждый шаг,

и трусливый Леня Гаккель

из штанов достал дуршлаг.

* * *

За оторванную пейсу

кто-то стонет, аж дрожит;

на тахте у сводни Песи

Сруль растерзанный лежит.

* * *

Он очнулся и сказал:

«Зря шумел скандальчик:

я ведь спутал за сандал

жареный сазанчик».

ПРО ТАЧАНКУ

Ты лети с дороги, птица!

Зверь, с дороги – уходи!

Видишь – облако клубится?

Это маршал впереди.

* * *

Ровно вьются портупеи,

мягко пляшут рысаки;

все буденновцы – евреи,

потому что – казаки.

* * *

Подойдите, поглядите,

полюбуйтесь на акцент:

маршал Сема наш водитель,

внепартийный фармацевт.

* * *

Бой копыт, как рокот грома,

алый бархат на штанах;

в синем шлеме – красный Шлема,

стройный Сруль на стременах...

* * *

Конармейцы, конармейцы

на неслыханном скаку —

сто буденновцев при пейсах,

двести сабель на боку.

* * *

А в седле трубач горбатый

диким пламенем горит,

и несет его куда-то,

озаряя изнутри.

* * *

Он сидит, смешной и хлипкий,

наплевавший на судьбу,

он в местечке бросил скрипку,

он в отряд принес трубу.

* * *

И ни звать уже, ни трогать,

и сигнал уже вот-вот...

Он возносит острый локоть

и растет, растет, растет...

* * *

Ну, а мы-то? Мы ж потомки!

Рюмки сходятся, звеня,

будто брошены котомки

у походного огня.

* * *

Курим, пьем, играем в карты,

любим женщин сгоряча,

обещанием инфаркта

колет сердце по ночам.

* * *

Но закрой глаза плотнее,

отвори мечте тропу...

Едут конные евреи

по ковыльному степу...

* * *

Бьет колесами тачанка,

конь играет, как дельфин;

а жена моя – гречанка!

Циля Глезер из Афин!

* * *

Цилин предок – не забудь! —

он служил в аптеке.

Он прошел великий путь

из евреев в греки...

* * *

Дома ждет меня жена;

плача, варит курицу.

Украинская страна,

жмеринская улица...

* * *

Так пускай звенит посуда,

разлетаются года,

потому что будут, будут,

будут битвы – таки да!..

* * *

Будет пыльная дорога

по дымящейся земле,

с красным флагом синагога

в белокаменном селе.

* * *

Дилетант и бабник Мойше

барабан ударит в грудь;

будет все! И даже больше

на --">