Игорь Миронович Губерман - Гарики на каждый день

надрыв либерального воя:

нет опасней и нету вредней,

чем свобода совсем без конвоя.

Нас книга жизни тьмой раздоров

разъединяет в каждой строчке,

а те,кто знать не знает споров,-

те нас ебут поодиночке.

В нас пульсом бьется у виска

душевной смуты злая крутость;

в загуле русском есть тоска,

легко клонящаяся в лютость.

Закрыв глаза,прижавши уши,

считая жизнь за подаяние,

мы перерыв,когда не душат,

смакуем как благодеяние.

Имея сон,еду и труд,

судьбе и власти не перечат,

а нас безжалостно ебут,

за что потом бесплатно лечат.

Дороги к русскому ненастью

текли сквозь веру и веселье;

чем коллективней путь ко счастью,

тем горше общее похмелье.

Года неправедных гонений

сочат незримый сок заразы,

и в дух грядущих поколений

ползут глухие метастазы.

Лично я раболепен и жесток,

и покуда такова моя природа,

демократия – искусственный цветок,

неживучий без охраны и ухода.

Жить и нетрудно и занятно,

хотя и мерзостно неслыханно,

когда в эпохе все понятно

и все настолько же безвыходно.

Есть одна загадочная тема,

к нашим относящаяся душам:

чем безумней дряхлая система,

тем опасней враз ее разрушить.

Уюта и покоя благодать

простейшим ограничена пределом:

опасно черным черное назвать,

а белое назвать опасно белым.

Судьбы российской злые чары

с наукой дружат в наши дни,

умней и тоньше янычары

и носят штатское они.

Российский нрав прославлен в мире,

его исследуют везде,

он так диковинно обширен,

что сам тоскует по узде.

Зима не переходит сразу в лето,

на реках ледоход весной неистов,

и рушатся мосты,и помнить это

полезно для российских оптимистов.

Мечты,что лелеяли предки,

до срока питали и нас,

и жаль,что одни лишь объедки

от них остаются сейчас.

У жизни свой,иной оттенок,

и жизнечувствие свое,

когда участвуетзастенок

во всех явлениях ее.

Не в силах нас ни смех,ни грех

свернуть с пути отважного,

мы строим счастье сразу всех,

и нам плевать на каждого.

Окраины,провинции души,

где мерзость наша,низость и потемки,

годами ждут момента. А потомки

потом гадают,как возник фашизм.

Я боюсь,что там,где тьма клубится,

где пружины тайные и входы,

массовый инстинкт самоубийства

поит корни дерева свободы.

Любую можно кашу мировую

затеять с молодежью горлопанской,

которая Вторую Мировую

уже немного путает с Троянской.

II. Среди немыслимых побед цивилизации мы одиноки,как карась в канализации

Из нас любой,пока не умер он,

себя слагает по частям

из интеллекта,секса,юмора

и тношения к властям.

Когда– нибудь,впоследствии,потом,

но даже в буквари поместят строчку,

что сделанное скопом и гуртом

расхлебывает каждый в одиночку.

С рожденья тягостно раздвоен я,

мечусь из крайности в конец,

родная мать моя – гармония,

а диссонанс – родной отец.

Между слухов,сказок,мифов,

просто лжи,легенд и мнений

мы враждуем жарче скифов

за несходство заблуждений.

Кишат стареющие дети,

у всех трагедия и драма,

а я гляжу спектакли эти

и одинок,как хер Адама.

Не могу эту жизнь продолжать,

а порвать с ней мучительно сложно;

тяжелее всего уезжать

нам оттуда,где жить невозможно.

В сердцах кому-нибудь грубя,

ужасно вероятно

однажды выйти из себя

и не войти обратно.

Каждый сам себе – глухие двери,

сам себе преступник и судья,

сам себе и Моцарт и Сальери,

сам себе и жолудь и свинья.

У нас пристрастие к словам -

совсем не прихоть и не мания;

слова необходимы нам

для лжи взаимопонимания.

То наслаждаясь,то скорбя,

держась пути любого,

будь сам собой,не то тебя

посадят за другого.

По образу и духу своему

Создатель нас лепил,творя истоки,

а мы храним подобие Ему

и,может,потому так одиноки.

Не прыгая с веком наравне,

будь человеком;

не то окажешься в говне

совместно с веком.

Гляжу,не жалуясь,как осенью

повеял век на пряди белые,

и вижу с прежним удовольствием

фортуны ягодицы спелые.

Вольясь в земного времени поток

стечением случайных совпадений,

любой из нас настолько одинок,

что счастлив от любых соединений.

Не зря ли знаньем бесполезным

свой дух дремотный мы тревожим?

В тех,кто

--">