Демид Александрович Годлевский - Чревовещатель

родную дверцу,

Забыть об этом прошлом и о том…

И броситься скорей в объятия к доброй маме,

И скупо улыбнуться, слёз поток сдержа,

И песнями своими извергаться вечерами,

Чтоб палец по гитаре бил настойчивей ножа.

«Ненаписанное письмо»

Не знаю даже и представить не могу,

Как ты с небес спустилась в этот чертов бар,

И бог, шутя, видать, тебя мне вплел в судьбу,

Затем забрал жестоко этот дар.

И дар тот стал недолгою мне жизнью,

Разъединение с ним — мучительная смерть,

Я б перерезал лучше свою шею бычью,

Чем снова стал одним из божьих жертв.

Но, я надеюсь, что тот дар не пострадал…

Готов принять всю на себя разлуки скорбь.

Я помню, милая, тебя я воспевал,

Как Квазимодо, что носил огромный горб.

"Как Квазимодо" — точно, лучше не сказать…

Ведь ты была прекрасней Эсмеральды,

Тебя я вечность буду слёзно вспоминать,

И о тебе стихи слагать подобно скальду.

«Ещё один новый год»

Чего сулит нам двадцать третий год?

Лишь старости опять упрямый ход,

И снова обещания в надежде

Счастливей жить, чем годом прежде.

Чего сулит нам двадцать третий год?

Лечение временем, что для души как йод,

И снова обещания в надежде

Счастливей жить, чем годом прежде.

Чего сулит нам двадцать третий год?

Весны веселье, радость непогод,

И снова обещания в надежде

Счастливей жить, чем годом прежде.

Под бой курантов за столом с шампанским

Мы загадаем то, во что не верим сами,

Но поживём на миг в прекрасной сказке,

Пока следим за главными часами.

И снова обещания надежд,

И звон бокалов в праздничной печали,

Усталость рук, мозгов и вежд -

Вот так мы новый год встречаем.

«Реквием»

Давно любимый город своею страшной силой

Жёг время и писал отчет как особист,

Тебя, мой милый друг, мы грустно проводили,

С собою дав чернил и чистый белый лист.

И пушки, грохоча в полуденную пору,

Рассыпали тот шум, как порох по земле.

И, съежившись, потопала процессия к моторам,

Чтоб совесть отогреть в комфортных "шевроле".

Тебя не провожали зажжением Ростральных,

Как прежде был закрыт зелёный Биржевой,

Лишь песня проползла на волосах гитарных,

И долго слышен был её ритмичный бой.

«Сыч»

Кто ветер посеет, тот бурю пожнет,

Кто предал себя, тот — моральный урод.

Нелегко эмпирически жизнь постигать,

Проще дома сидеть, про себя рассуждать:

Как бригады ломились в церквушки Руси,

Как святые сидели в трактире…

Предрассудков наручники в прах разнеси,

Выходи из прокисшей квартиры.

Выходи и дыши CO2 городов,

Прожигай, проживай свою молодость!

Избавляйся скорей от своих же оков,

Не доказывай принципов подлинность!

«Суббота»

Кто-то гуляет, кто-то храпит,

Голуби крыльями хлопают.

Город проснулся, город не спит

Ну, а я, как обычно, работаю.

Выйду в обед и на солнце взгляну,

Как на фото, лежащее в книжке.

Время идёт, а я лямку тяну,

Хотя раньше гулял как мальчишка.

«Вопросы»

Нет веры в следующее "завтра".

Зачем так рано в понедельник завтрак?

Зачем опять работать в воскресенье?

Как плотью стать, а не ходячей тенью?

И как найти у жизни вкус и цвет?

Как быть, когда надежды нет?

«Осло-Варшава»

Как кошка языком своим шершавым

Слизала молоко, до дна достав,

Прошёл мой путь от Осло до Варшавы,

Ушёл куда-то преданный состав.

Ушёл с привычным гулом поездов,

С билета улыбаясь ярко мне,

Прощался скупо, без красивых слов:

"Запомни Осло, будь добрей к Варшаве".

«Поезд. Февраль»

Мерно стучали колеса

И поезд куда-то бежал,

Февраль так прорезался остро,

Как кованый хищный кинжал.

Он точно разрежет всё это,

Он точно воткнется куда-то,

Твои не увижу рассветы,

Мои не увидишь закаты.

«Этюд 3»

Как бархатный клевер,

Как зевсова дочь,

Прекрасна как север,

Прекрасна как ночь.

«Нота»

Ты — безумная нота

В шикарнейшем соло

Наивных

Признаний

В любви.

Позвони мне с утра на мобильный

Или

Ночью

Куда

Позови,

Я приду как бы путь не был долог.

Я пройду километры,

--">