Владимир Алексеевич Колганов - Диалоги, которых не было

снова позвонит.

И вот звонок через три дня:

– Я требую, чтобы вы изъяли из продажи свою книгу?

Ох, не хотелось бы! По-моему, неплохо написал.

– А может, изменить название, обойтись без тараканов?

– Нет!

– Тогда содержание подкорректирую.

– Нет!

Заладила одно и то же.

– Так что вас не устраивает?

– Всё! Всё, что связано со мной.

– Но эти ваши интервью есть в интернете, от этого никуда не денешься.

Уже чуть не плачет:

– Да вы поймите, мне перед папой стыдно! Он вообще не одобрял моей привычки рассказывать журналистам буквально обо всём.

Папа – это уже серьёзно! Как же ей помочь? Если книгу отзову, мало что изменится – ведь самые «убойные» фрагменты уже гуляют по сети.

– А что если дописать вторую часть?

– То есть?

– Во второй части будет разговор писателя с актрисой, и там вы сможете как бы дезавуировать прежние высказывания, а я вам в этом помогу.

Молчит. Похоже, есть сомнения:

– Вряд ли у вас что-нибудь получится.

– А, по-моему, это вполне разумный вариант. Скажем, некоторые фразы можно объяснить желанием привлечь внимание к своей персоне. Где-то просто шутка, где-то провокация, намеренный эпатаж. Да мало ли какие возможны варианты! В итоге станете белой и пушистой.

– Этого только не хватало!

Никак ей не угодишь! Опять молчит. Наконец, решилась:

– Ладно, я подумаю.

Ну вот и думает до сих пор.

Однако переживания, связанные с публикацией книги, как бы отошли на второй план после встречи с вполне реальным человеком, случившейся нежданно и негаданно.

Глава 15. В компании с Распутиным

По телевизору всё та же дребедень, а в голове ни одной мысли, достойной того, чтобы взять в руки ноутбук и написать с десяток строк. Я уже готовился отойти ко сну, как вдруг из темноты прихожей передо мной явился… призрак. Собственно говоря, видна была только голова. Длинные волосы, расчёсанные на пробор. Узкие, презрительно сложенные губы. Немигающий, направленный строго на меня взгляд. И борода… примерно такая же, как у богатого купца, а не лопатой, как у дворника. А посреди обветренного, морщинистого лица – попорченный оспой впечатляющих размеров нос, и чувственные ноздри, которые раздувались при каждом вдохе. В моём мозгу никак не укладывалось, что передо мной живой, плоть от плоти человек, а не оптический обман.

Призрак криво усмехнулся:

– Живой, живой я! Что мне сделается?

Тут только я его узнал.

– Господи! Неужто сам Распутин?

– Я самый и есть, а ты кто будешь? – и, видя моё смущение, поторопил: – Ну, что надо-то? Ты, не стесняйся, говори.

Чудны дела твои! У наших чиновников ничего не выпросишь, скорее удавятся, чем пенсию прибавят, а этот сам помощь предлагает.

– Да нет… Вроде бы ничего не надо.

– Так кто таков? – снова спросил он.

– Писатель…

Распутин сел на край стоящего в прихожей сундука и тяжело вздохнул.

– Ох, не люблю я энтих писак. Всё врут. И про Христа врут, и про меня, – и потянул меня за рукав фуфайки. – Да ты садись, в ногах-то правды нету.

– И кто ж это про Христа наврал? – спросил я, присев рядом с Распутиным.

– Да тут гугнявец один такого понаписал… Вот под трамвай бы его, тады и будет знать, как над людями издеваться! – Распутин смачно выругался. – А потому что от беса всё у него, от нечистой силы! Как смел такое написать! Да нешто он не православный?

– Я уж не знаю, чем он вам не угодил…

– Да как же, сам взгляни, – Распутин достал из кармана шубы небольшую, свёрнутую трубкой книгу и, потрясая ею в воздухе, заорал: – да за такое я б ему яйца оторвал!

Где-то вдалеке хлопнула дверь, сонный голос попросил, чтоб не мешали спать, и всё умолкло.

Я глянул на обложку. Там, словно бы из небесной глубины, из бесконечного звёздного пространства выглядывали два лица – княгиня Кира и её муж, князь Козловский… Батюшки! Да это же моя книга! От неожиданности у меня задёргались ноги, я даже подскочил на сундуке.

– Что, и тебя достало? – посочувствовал Распутин. – Да я вот тоже, как это прочитал… ты не поверишь, ну до чего же стало худо!

Достав из-за пазухи початую бутылку шустовского коньяка, Распутин сделал глоток, что-нибудь на полтора стакана, и протянул оставшееся мне.

– На-ко, прими чуток. Верь мне, сразу полегшает.

Я приложился к горлышку. Да там и осталось всего-то ничего…

Что будет, если он меня узнает? От этой мысли сначала бросило в жар, пот стал заливать глаза, а я тем временем, стараясь оттянуть неизбежную расплату, держал возле --">