Марк Воронин - Записки военного дознавателя

ездить на каком-то гусеничном монстре. Ты уже даже не чувствуешь удовлетворения от того, что кого-то чему-то такому же научил. Тебе становится уже наплевать на все. Ты уже даже не вынимаешь больше из своего сундучка, дабы похвастаться, большую гербовую бумагу с изображением знамен и орнаментов. И ты уже более не протираешь лоскутом замши множество значков, прикрученных к парадному кителю. Душа уже настолько затоплена усталостью, что теперь ты живешь лишь одной единственной мыслью, одной последней мечтой…

Ты видишь, как все это произойдет уже в каждом сне: вот наступает день и ты, в своей, уже изрядно потрепанной, форме, выходишь за ворота в ночь, и створки со скрипом закрываются у тебя за спиной. Ты закидываешь мешок за плечи, и, не оглядываясь, ступаешь в темноту, и с каждым шагом, удаляясь от ворот, ты растворяешься в том мире, откуда когда-то пришел… Растворяешься, вместе с робкой надеждой, что больше уже тебя никогда не угораздит появиться снова в том странном и страшном мире. Но вот во мгле уже окончательно исчезает «планета», где тебе довелось провести какое-то время, а ты все удаляешься и удаляешься, и все больше в тебе крепнет все таже надежда, переходящая уже в твердую уверенность: «Больше никогда!»

Гусиноозерский кошмар

Как-то в одну из ночей, не то в карауле, не то в каком-то наряде, я читал книгу некоего мистика (имени уже не припомню), отпечатанную на машинке. Поскольку это был откровенный «самиздат», книгу ту мне дали по большому секрету, и как тогда было принято – на одну ночь. Не скажу, что я был в восторге от всего прочитанного, но кое какие мысли мне тогда показались остроумными. Например, тот автор считал, что Земля – это нечто вроде тюрьмы, и рождаются на ней лишь те, кто был осужден за прежние преступления. Наверное, – подумалось мне тогда, – если это правда, то в каких-нибудь отсталых и опасных регионах, рождаются бывшие злосные «рецидивисты», а, скажем в Англии или Италии – бывшие «мелкие хулиганы». Я же, наверное, был и вовсе осужден за то, что украл в ларьке булочку с маком, поскольку по жизни мне везло практически всегда. Кто-то скажет, что я просто родился «под счастливой звездой», и все другие теории ни при чем. Не знаю… Да и кто знает наверняка? Но теория, о которой я говорил, мне тогда настолько понравилась. Я вдруг ясно понял, что всегда видел и легко принимал мистическую сторону бытия, даже тогда, когда получал пятерки по марксизму-ленинизму. И, видимо, это развило во мне нечто вроде интуиции, позволявшей обходить неприятности стороной.

Что до учения Маркса-Энгельса-Ленина, то нет, оно мне не было близко нисколько, и, разумеется, я не считал Марксизм бессмертным, вовсе нет. Просто нести откровенную галиматью, запасшись вырванными с кровью цитатами, было совсем не сложно. Еще в десятом классе на обществоведении, я вдруг понял одну страшную истину, которая, впрочем, воспринималась мною с большим юмором: коммунизм нежизнеспособен с точки зрения самого марксистско-ленинского учения, точнее, с точки зрения исторического и диалектического материализма.

Я никогда не списывал никакие конспекты работ классиков, напротив – я обожал их читать, злорадно находя множество логических натяжек и нестыковок, впрочем, понятных уже окончательно, лишь теперь, в наши дни, когда все уже состоялось, давно себя исчерпало и теперь успешно «дышало на ладан». За подкованность в первоисточниках меня любили все те, кто успешно кормился с этой демагогии: преподаватели политэкономии, философы и даже политруки. Последние, поняв, что я могу на знании первоисточников посадить в лужу кого угодно, были мне молчаливо благодарны за то, что во время политзанятий я, в основном, помалкивал. А было это порой совсем непросто! Однако я находил в себе силы молчать даже тогда, когда замполит дивизиона капитан Пискунов вещал с кафедры, что евреи – это некая христианская секта, в которой все члены хитрые, коварные и вообще – хорошего от них не жди, и пример тому – израильская военщина!

Когда заканчивался первый год моей службы, произошло несколько важных событий. Первым было то, что вся бригада собиралась в Казахстан на боевые стрельбы, второе – это то, что сбежал прапорщик – начальник отделения управления бригады, без которого на стрельбах обойтись крайне сложно. И, наконец, третьим в этой цепи было то обстоятельство, что моя пусковая установка стояла под боевыми ракетами и трогать их – ни-ни! А потому – я никуда --">