Марс Чернышевский – Бускунчак - Город, который построил Я. Сборник. Том 20

Итак, мы с Валентином Учебловым когда-то любили заниматься музыкой на деревянных музыкальных инструментах. Я на пианино, а он на гитаре. Я играл на фортепиано "Волга" в большой комнате, где находился широкий диван, а Валентин в спальне на акустике, где располагалось кресло, которое при необходимости можно было трансформировать в небольшую кровать. Занимались мы много: весь день, весь вечер и неполную ночь. А рано утром спали. В перерывах между занятиями встречались на кухне за чаем и обговаривали перспективы поступления в консерваторию. Они были реальны, но нужно было немного поднажать в практицизме. До экзаменов оставалось несколько месяцев, и тут в квартиру постучали. Мы ринулись открывать дверь. Перед нами, выстроившись в один ряд, стояли двое. Один из них был Санчес Кокуев.

Это был человек с большой буквы, если с нее начинать предложение: Поэт, Бард, Актер, Философ, Портной и, наконец, Художник. Он мечтал об Америке и большой театральной карьере при Голливуде в качестве клоуна.

Рядом с ним стояла Рената – милая, немного неряшливая девушка, которую он привез с собой из Москвы. Они тогда познакомились на Курском вокзале при необыкновенных обстоятельствах, но при каких именно никогда не рассказывали. Родом она была то ли из Узбекистана, то ли из Казахстана.

Нежданные гости попросили немного передохнуть после перехода с одного места на другое (Санчес с Ренатой работали шаржистами-передвижниками на Покровке) и попить чаю. Мы их с удовольствием впустили, так как надо было самим немного отключиться от занятий и, вообще, я давно не видел Санчеса, еще со времен нашей совместной поездки на Украину в качестве актеров, пытающихся рассмешить заснувшую публику после выступления рок группы.

Я поставил чайник, а Рената достала четыре бутылки пива. Пили и говорили очень насыщенно, пока наши гости не устали. Я тоже прилично утомился, но мне нужно было кровь из носу покончить с ми бемоль минорной гаммой на сегодня и проиграть три этюда Черни для очистки совести. Валентин немного был встревожен своей правой рукой и тихо продолжил свои занятия в спальне.

Услышав мои позывные, составленные из первых трех арпеджио, Санчес с Ренатой дружно переместились из кухни в комнату и улеглись на мягкий широкий диван послушать произведение. Отыграв с головокружительной скоростью все виды гаммы ми бемоль минор, я перешел на этюды. После прослушивания терцового этюда Черни N 10, Рената стала за собой замечать некоторую потерю интереса к классической музыке и попросила разрешения включить телевизор. Я с улыбкой на лице согласился, но на душе заскребли кошки, так как начал подозревать, еще исполняя ломанные арпеджио, что сегодняшние мои занятия плавно переходят в эндшпиль. И как назло, Рената завизжала от радости, когда по телевизору увидала героиню никогда не прекращающегося сериала. Я уже тогда понял ее тонкий намек на закрытие музыкального салона.

И вот мы сидим и смотрим сериал. Вернее – я сижу, они – лежат. К моему неудовольствию после тридцать четвертой серии сразу же началась тридцать пятая. Я вскочил, нашел программу и к великому разочарованию прочитал, что после тридцать пятой следует сразу же тридцать шестая. А после тридцать шестой опять тридцать первая – для тех, кто опоздал. Просмотрев еще несколько эпизодов из фильма, я решил пройтись по Покровке.

Вышел на улицу и побрел по лужам, порожденными обильным дождем. Я был раздражен. Лужи были глубокими, асфальт разбитым, люди злыми, а в воздухе я обнаружил выбросы с масло-жир комбината. И после получасового принятия кислотных воздушных ванн, я возвратился домой еще более нервный. Валентин еще занимался, Санчес дремал, а Рената все время визжала, комментируя каждую мизансцену на экране.

Это продолжалось еще часа два, и я все это время ходил по квартире как неприкаянный. Мне некуда было приткнуться, и нечего было делать. Иногда я садился на унитаз и читал англо-русский словарь, так как табуретка в квартире была одна, и на ней сидел гитарист Учеблов. Я чувствовал себя в своей квартире человеком, случайно заехавшим на лифте не на тот этаж, ходил и щелкал пальцами.

Но, наконец, занятия на гитаре за стенкой прекратились, и Учеблов, довольный своими сегодняшними успехами относительно апояндо, решил, было отойти ко сну. И прийдя в большую комнату, произнес