Маша Царева - Небо. Парашют. Юноша

стати в шкафу одиноко живущего человека угнездились двадцать семь коробок с босоножками и двенадцать купальников. Читать ей лекции о моде и стиле бесполезно, пробовала. Но обычно родительские претензии ограничивались несмелыми мечтами из серии: «Ну когда же ты научишься есть, не уделывая стол крошками?» А теперь мама ни с того ни с сего заговорила о каком-то ребенке!

Чудеса!

– Мам, чтобы думать о ребенке, надо как минимум обзавестись мужчиной для регулярного спаривания.

– Фу, как грубо.

– Зато правда, – хмыкнула я, – не могу же я размножаться методом клеточного деления. Хотя это было бы удобно. Наверное.

– Сашенька, как ты меня расстраиваешь, – прошелестела мама, – ведь через две недели тебе исполнится тридцать лет.

– Ну все, хватит с меня! – Я шмякнула трубку на рычаг и решительным шагом проследовала в прихожую. Телефон тут же зазвонил снова, но я и не подумала вернуться. Даже когда я, заперев дверь, спускалась вниз по лестнице, пытаясь при этом найти золотую скоростную середину, – чтобы и на работу не очень опоздать, и каблуки вместе с ногами не переломать, – даже тогда я продолжала слышать этот требовательный и какой-то наглый звонок. Как будто бы самому телефонному аппарату вздумалось изрыгнуть обидное обвинение: а тебе, мол, скоро тридцать. Старая ты дура.

Ну да.

Мне скоро тридцать. И что? Послушать окружающих, так тридцатилетие – это коварная болезнь, еще хуже хронической диареи. Ее симптомы таковы: сначала ты вдруг обнаруживаешь, что любимые «студенческие» брюки перестали сходиться на талии. Потом у тебя начинается череда беспричинных депрессий, потом твой гинеколог, тактично хмыкнув, интересуется потенциальным потомством. («Я еще не созрела для материнства, ясно тебе, дурень?!» – кричишь ты ему, а он с печальным вздохом мудреца прописывает тебе успокоительный травяной отвар.) Потом какая-нибудь малолетняя ехидна из офиса задушевным голосом советует испробовать маску от морщин на шее. Потом ты встречаешь в трамвае бывшего одноклассника, того самого, который писал тебе записочки с сопливыми признаниями и клялся в вечной любви. Он из вежливости интересуется, как твои дела, и услышав сдавленное «нормально», начинает многословный радостный рассказ о собственной счастливой жизни. О том, как он социально успешен, леший его побери. Он получил повышение и собирается купить «фордик», женился на участнице какого-то дебильного конкурса красоты, а его первенец позавчера наконец-то выдал слово «папа». Он доверительно распахнет перед тобой бумажник, чтобы продемонстрировать фотографию миловидной блондинки.

Вернувшись домой, ты выкуришь пять сигарет подряд, лаконично всплакнешь и подумаешь: а может быть, зря я его тогда отвергла? И почему я такая категоричная? Глядишь, сейчас бы он мою фотку кому-нибудь под нос тыкал. Пустячок, конечно, но, согласитесь, приятно.

Мою-то физиономию ни одна сука не прячет сентиментально в своем бумажничке.

Вот что такое злополучное тридцатилетие, по мнению большинства.

А теперь попробуем взглянуть на ту же ситуацию с другой, независимой стороны.

Любимые студенческие брюки перестали сходиться на моей талии, когда я еще не успела защитить диплом. Склад характера у меня не депрессивный. Антивозрастная косметика мне объективно пока не нужна. Мой материнский инстинкт спит, как отработавший три смены подряд лесоруб. Да и связать себя матримониальными узами я, честно говоря, не тороплюсь. Живу я одна, встаю поздно, не утруждаю себя приготовлением сложных блюд, хожу на свидания, а все свободные деньги просаживаю на косметику, книжки, одежду и путешествия. Такой благостно-эгоистичный быт меня вполне устраивает.

При всем том я не являюсь закоренелой холостячкой. Я готова измениться, если мне встретится мужчина, которого я полюблю настолько, чтобы разделить с ним кров, хлеб и стиральную машину. Время от времени такие уникумы мне попадаются (влюбчивая я!) – но в итоге каждый из них оказывается очередным звеном в цепи «обманок».

Но я никуда не тороплюсь. Ведь мне – ха-ха, всего тридцать. Между прочим, одна моя лондонская подружка, Эми, в прошлом месяце впервые вышла замуж. Ей тридцать шесть. Когда меня угораздило поинтересоваться, почему она так долго тянула, Эми выпучила глаза и сказала, что в возрасте более молодом ее интересовали совсем другие вещи – образование, карьера, путешествия.

Так что волноваться мне нечего.

Надеюсь, я вас убедила.

Так --">