Наталья Рудольфовна Труш - День свалившихся с луны

конфет.

– Счастливая, – грустно сказала Люда. – А у меня куда-то ушло. Просто сразу так много всего появилось, что не до бумажек стало. А помнишь, как я украла у тебя «Мишку на Севере», ты стала отнимать, и мы чуть не подрались?! Но самое страшное, фантик с белым мишкой порвали и потом обе над ним плакали. И даже склеили его, только он уже не был таким красивым.

– Помню...

Уезжая из Москвы, Дашка преподнесла подруге подарок: большой пакет с конфетами.

– Неужели «Мишка»?! – спросила со смехом Людмила.

– Он самый! – Дашка поцеловала подругу на прощание. – Отвези вашему Ванечке, он таких, наверное, не пробовал.

* * *

Мусоровоз загреб последние отходы жизнедеятельности людей, проживавших в ее, Дашкином доме, и уехал. Дарья услышала, как характерно пискнул ноутбук, и подошла к столу: на мониторе компьютера вспыхивала оранжевым цветом короткая строчка – к ней в аську ломился кто-то неизвестный. Дарья присела на стул-вертушку и щелкнула мышкой.

Его звали Франк. Голландец из Хелмонда предлагал Дарье пообщаться. Он писал на плохом русском, но вполне сносно. Он дотошно выяснял, когда Даша хочет поехать в Париж, в каком отеле планирует остановиться, какие достопримечательности хочет посмотреть.

Попутно он сообщил, что не женат, но регулярно посещает свою подружку Сигрен в Бельгии, что работает два дня в неделю – возит детей из местной школы в бассейн и обратно, а остальное время посвящает себе: учит языки, путешествует, танцует аргентинское танго, воспитывает кота Томми и летает на параглайде; на фото эта штука выглядела вполне симпатично – разноцветное шелковое «крыло», парящее в небе.

Сам Франк Даше не приглянулся: худенький, субтильный. Впрочем, он ведь предлагал подружиться, чтобы изучать русский язык и путешествовать вместе, поэтому внешность большой роли не играла. К тому же он тут же сообщил, что в Париж прихватит свою Сигрен, так что, считай, все точки где надо расставлены с первой минуты. Правда, кто их знает, этих голландцев, с их свободной любовью, с кварталом красных фонарей и прочими излишествами! Даша была хоть и современной девушкой, но придерживалась традиционных взглядов на взаимоотношения полов.

Впрочем, может быть, она поспешила с выводами и голландец действительно предлагал «пообщаться по-дружески», и более ничего. Поживем – увидим.

* * *

Вечером Даше позвонил Зиновьев:

– Как ты, девочка? Как настроение?

Его голос прозвучал на фоне уличных шумов, и Даша поняла, что ее благодетель отправился на прогулку со своим любимым бассетом Мамочкой. Он всегда гулял с ним сам и как-то признался Даше, что действительно любит только ее и Мамочку.

Таким странным, совсем не собачьим именем бассета назвала дражайшая супруга Зиновьева, Кира Сергеевна: она ненавидела свою давно ушедшую в мир иной свекровь и всех собак на свете и потому отыгралась на ситуации, когда муж принес в дом беспомощного складчатошкурого щена с длинными ушами.

– Ты сошел с ума! Собаку! В дом! У нас паркет из африканской сосны! Убирайтесь вон оба! – орала в запале жена Василия Михайловича, размахивая у него перед носом кухонным полотенцем.

– Ты, похоже, забыла, что дом этот не совсем твой. А еще правильней – это мой дом, – жестко оборвал ее Зиновьев, больно перехватив руку с тряпкой.

Щен, как и положено малышу, без устали наливал лужи на дорогущий паркет, Кира Сергеевна тыкала его мордой в мокрое и, вспоминая, как муж заботливо менял пеленки под умирающей свекровью, зло нарекла пса Мамочкой. Она не выносила его и называла «безногой собакой».

На самом деле бассет был мужиком, и очень скоро свое мужское естество он с удовольствием демонстрировал не только пробегающим мимо сукам, но и хозяйке дома, как будто всем своим видом говоря: «Вот смотрите: кобель я, а не Мамочка!»

Странно, но муж вдруг полюбил это имя и совсем забыл, что бассета зовут гордо и красиво – Луи-Гранд-Леколь-Бобби-Шарм... и дальше что-то еще «бла-бла-бла». На фига такое имя, если ни для выставок, ни для элитных случек псину не готовили?! Он был Мамочкой, для Васи Зиновьева нежнейшим существом на свете. Целуя пса в лобастую голову, хозяин закрывал глаза и вспоминал, как счастлив был в своем детстве, когда не стеснялся слез и прижимался нежно к женщине, пахнущей корицей и еще какими-то неведомыми ему пряностями.

Зиновьев заметил за собой, что с годами стал сентиментальным, что очень часто ему приходится задирать голову в небо, дабы не дать --">