Андрей Валентинович Жвалевский , Евгения Пастернак - Беременность не болезнь

одновременно тошнить и хотеться есть!

Голова кружится… За руль сесть страшно – еще поплохеет по дороге. В транспорт войти? Мимо пролетел папик с портфелем в руках, тащивший на буксире упирающегося ребенка. Шлейф парфюма заставил меня конвульсивно задергаться. А если рядом алкаш? А если бабка, которая не мылась пару месяцев?

На обратном пути из школы я пыталась начать мыслить трезво. На работу я ходить не смогу. Максимум, на что я сейчас способна, – это сидеть в уголке и грызть сухарик, да еще занимать места общественного пользования на неопределенное время. Значит, нужно на работу не ходить… В попытках осмыслить этот глубокий вывод прошел час. Мне позвонили.

– Катя! Ты когда придешь?

– Никогда…

– Катя, что случилось?

– Мне плохо. У меня токсикоз. Не трогайте меня.

– Катька, токсикоз – это не причина для того, чтобы не ходить на работу. Кончай выпендриваться, приезжай.

Почему? Почему?!

Почему похмелье или отравление – это причина, а токсикоз нет? Почему, если мужик приходит на работу с бодуна и жалуется, что ему плохо, то все ему сочувствуют, кормят аспирином и прикрывают от начальства и клиентов?! Почему, если кто-то отравился, ему несут чай и печенье, кормят активированным углем и поесть выходят в другую комнату?! Токсикоз же гораздо хуже! Он так быстро не проходит…

Что за идиотская примета, что до двенадцати недель беременность нужно от всех скрывать? А чем мне отговариваться? Язвой желудка? Хронической болезнью почек? Почему, если прямо сказать: «Мне плохо, я беременная», то половина людей от смущения не знает, куда девать глаза (можно подумать, я призналась в том, что у меня сифилис), а вторая половина немедленно упирается взглядом мне в живот. Ну нет у меня еще живота! Нет! Только через несколько месяцев появится. А тогда, кстати, уже и токсикоз закончится.

– Катька! Алле! Ты собираешься приходить?

– Нет…

– Ладно. Тогда сделай накладные дома. Ты можешь включить компьютер?

– Нет.

Я не могу включить компьютер, он жужжит. В книжке про беременность написано, что когда «голова болит так, что двоится в глазах, более трех часов», это повод для того, чтобы обратиться к врачу. А гели меньше, то, значит, не повод… Это нормально…

– Катя, ну и как ты собираешься работать?

– Никак. Оформите мне отпуск за свой счет. На девять месяцев…

**

Я, наверное, герой. Я пошел на работу. Всегда предполагал, что героизм – удел идиотов. Теперь убедился. Ну пришел я на службу. Самостоятельно включил стоящий под столом компьютер (ногой, потому что наклониться означало верную смерть), запустил почтовую программу. На этом разумная деятельность завершилась. Думать невозможно. Читать невозможно. Дышать невозможно – воздух пропитан ароматизированной дрянью. Принялся рассматривать календарь. На четвертой минуте заметил странное несоответствие: календарь показывал вторник. Пьянка была в пятницу.

Кажется.

Точно.

Наверное.

– Артем, – отловил я пролетающего мимо завреда популярки, – скажи мне правду. Когда мы пили по поводу моего будущего сына?

– Мы? В пятницу. А ты, похоже, все выходные и понедельник в придачу.

– Меня не было на работе? – к счастью, логика работала автономно от прочего парализованного разума.

– Не бойся, мы тебя прикрыли, сказали, что болен. Слушай, отпусти рукав, меня автор ждет!

Я болен. Это многое объясняло. Не мне, конечно, – мне сейчас ничего объяснить было нельзя. Я вздохнул с облегчением… и стремглав полетел в уборную. Занимал ее достаточно долго, но зато значительно прочистил и желудок, и мозги. Вчера я точно не пил. Кажется, я проспал весь день. Или это было воскресенье? А суббота? Должна ведь еще где-то оказаться суббота?

Ладно, фокусы с календарем – не самое страшное. Хуже всего симптомы: типичный абстинентный синдром плюс резкое обострение обоняния. А если это надолго? Если это хроническое? И вот так вот до конца дней своих. Суровые мужские слезы покатились по суровой мужской щетине. С некоторым изумлением я понял, что плачу. По дороге в туалет я пытался вспомнить, когда последний раз пускал слезу. Трезвым – очень давно. Возможно, даже в детстве.

Когда я в очередной раз покинул санитарно-техническую обитель, директор, ошивающийся рядом с ней, проявил неслыханное милосердие.

– Вали-ка ты домой. Сам зеленый, глаза красные. Лечись. Только не увлекайся, неправильная опохмелка…

Я с готовностью --">