Джек Лондон , Анна Струнская - Письма Кэмптона — Уэсу

моего мужа, не могла бы сделаться его верным товарищем и сотрудником. Герберт ясно видел это, а я только смутно подозревала, но я на основании своих смутных подозрений поступила определенно и ясно. Это было нелегко сделать. Я осталась без сил, слегка испуганная, — словно я убила нечто дорогое, — мне было очень грустно, и я мечтала о вашем сочувствии и одобрении.

Я говорила ему обо всем; я долгое время многого не понимала, воображая себя любимой и желанной и предназначенной ему Богом, думая, что он стремится постигнуть мою душу, увлекаемый чем-то таинственным во мне, что все его существо жаждет меня и он готов пройти через моря и земли, чтобы добраться до меня. Позже, когда я почувствовала, что чего-то недостает, и когда в ответ на свои слова услыхала молчание, я задумалась и умолкла. «Он разлюбил меня», — сказала я себе и ждала. Что-то казалось мне недоговоренным, но все же я могла еще любить. Я придавала большое значение каждому ласковому слову, которое он ронял, и с надеждой всматривалась в будущее. Все это я сказала Герберту в вечер нашего объяснения. Выслушав меня, он побледнел: «Вы слишком заняты собой и увлекаетесь. Я не могу следовать за вами. Что случилось, Эстер?» Он улыбнулся расстроенной улыбкой. В его мягком голосе прозвучала повелительная нота, приказывающая мне быть иной, чем я есть, отнимающая у меня право тайно стремиться к тому, что я смело и открыто просила. Он был сильнее меня, и я снова прильнула к нему. «Супруг мой», — прошептала я, вложив свою руку в его. Это случилось уже после того, как я все поняла, дорогой мистер Кэмптон.

Какое печальное недоразумение! Если бы только можно было примирить чувство с теорией. Я отказалась стать женой Герберта не из-за теории. Если бы я его любила достаточно сильно, я ради него могла бы пожертвовать даже своей любовью. Он намекнул на это, когда я пробовала объяснить свой отказ. Да, если бы я его любила достаточно сильно, я ради него отказалась бы от своей любви. Тут произошла какая-то ошибка, в моей душе осталась тягостная сдержанность. Не говорит ли в моей любви себялюбие? Раскаяние овладело мной, когда он собрался уходить. Я заставляла себя думать, что ничего обидного для меня не было, что мужское желание всегда возвеличивает женщину, независимо от намерений мужчины, что роль женщины в браке всегда благородна и что смерть ожидает нас в конце жизни, независимо от того, были ли мы любимы или только полезны. Если Герберт Уэс хочет жениться и считает меня подходящей женой, что ж, это хорошо. Я продумала все это, и эти мысли состарили меня. И все же моя рука не поднялась, чтобы удержать человека, заставившего меня пережить все это.

Один из здешних студентов любит меня. Если бы лицо Герберта хоть на один час могло озариться таким сиянием, как лицо этого юноши, я была бы счастлива, как никогда в жизни. Мое счастье не уменьшилось бы, если бы эта любовь относилась к другой женщине; верите, не правда ли? Знайте же, что я молю Бога о том, чтобы познание любви снизошло на человека, которому была отдана моя девическая любовь.

Вы спрашиваете, дорогой друг, что мне осталось? Работа, слезы и нетронутые мечты. Верьте мне: меня жалеть не надо.

Эстер.

1900

--">